Читаем "Чатос" идут в атаку полностью

Заработали двигатели. Дав полный газ, летчик повел машину на взлет. Почти над самыми волнами Средиземного моря «драгон» круто лег на крыло.

«Сейчас нам докажут, что наши сомнения в отношении надежности этой машины напрасны», — подумал Евгений.

— Если он еще раз так развернет свой шикарный аэроплан, у меня душа вон вылетит, — толкнул его в бок Котыхов.

Но дальше полет протекал спокойно. Дорога шла вдоль восточных склонов Иберийских гор. Над точкойслияния рек Эбро и Сегре в салон заглянул бортмеханик и радостно крикнул:

— Арагон!

Зеленый ковер, покрывавший землю, исчез; внизу потянулась буровато-желтая всхолмленная низменность. Летчики напряженно смотрели в бортовые иллюминаторы. Где-то там, за оранжевой полосой горизонта, проходила линия Арагонского фронта…

На выжженном солнцем аэродроме Бахаралос, куда прилетел со своими пассажирами «драгон», было пустынно. Несколько вылинявших палаток, аккуратно сложенные на стоянках брезентовые чехлы, лежащие на земле стремянки… Обыкновенный полевой аэродром.

Стих шум моторов улетевшего транспортника. Из-за темневших на горизонте гор донеслись раскаты артиллерийской стрельбы. «А фронт совсем близко», — подумал Степанов.

Их встретил вновь назначенный начальник штаба эскадрильи Александр Рыцарев. Он отвел летчиков в небольшой двухэтажный дом, стоявший среди пробковых дубов.

— Эскадрилья в бою. Минут через тридцать сядут. Пока устраивайтесь. Прилетит командир — разрешим все вопросы. Вы со списком зайдите ко мне, — обратился Рыцарев к Степанову.

Выйдя из штаба, Евгений увидел недалеко от стоянок, в тени деревьев, своих товарищей. Подойдя к летчикам, он услышал, как Кустов говорил:

— Я весь полет наблюдал за правым двигателем: по его капоту масло ручьем бежало. Видно, отходили моторы все сроки, а летчики ничего, летают!

— Да, — ответил Миша Котыхов. — У нас самолет, на котором мы сюда прилетели, не то что в воздух выпустить — на земле мотора опробовать не разрешат.

— Я уж хотел пошутить с командиром «драгона» — мол, из какого музея взял ты этого бедолагу. А потом думаю: неудобно. Не от хорошей жизни они на таких машинах летают.

— Трудно у испанцев с материальной частью, — отозвался Евгений.

Нарастающий гул самолетов прервал их разговор.

— Летят! — воскликнул Кустов.

— Но не наши, — добавил Попов.

К аэродрому на небольшой высоте, растянутые в цепочку, подошли несколько И-16. Один из них, выпустив шасси, зашел на посадку. Стоявшие на земле летчики увидели в крыле самолета большую дыру. Мотор истребителя работал с каким-то свистом.

— А парень, видно, подбит…

Самолет сел, взметнув на полосе пыль. В метрах тридцати от стоянки его мотор заглох. К машине побежали механики.

— Поможем, ребята! — крикнул Евгений. Вместе с испанцами они вкатили истребитель на стоянку. Из кабины быстро выпрыгнул невысокий, крепко сбитый, улыбчивый летчик-испанец. Энергично жестикулируя, стал что-то громко объяснять механикам. Те захлопотали у машины.

Пилот обернулся к добровольцам. С сильным акцентом произнес по-русски:

— Здравствуйте, товарищи! Подошел к летчикам и представился:

— Антонио Ариас!

— Где вы так хорошо по-русски говорить научились? — не удержался Горохов. Ариас улыбнулся:

— Я учился летать в Советском Союзе. Полтора месяца, как вернулся из СССР. Летаю в первой эскадрильи «москас». Здесь, в Испании, нас, молодых летчиков, в Эль-Кармоли вводил в боевой строй камарада Сергио Плыгунов. Вы знакомы?

Добровольцы переглянулись.

— Нет, — за всех ответил Евгений.

Летчики сели на врытые под деревьями скамейки.

— Ваши «чатос» сменили нас в бою. Скоро возвратятся, — сказал испанец, закуривая.

— Часто в небе встречаетесь? — спросил Степанов.

— Почти каждый день. У нас в эскадрилье одна молодежь. Когда рядом «чатос», нам веселее. Антонио тряхнул темными волосами.

— «Чатос» я впервые увидел над Мадридом. Это было в начале ноября тридцать шестого года. Тогда я об авиации и не думал. Летчиком меня заставил стать один печальный случай…

Мадридский печатник Антонио Ариас за участие в забастовочном движении и распространение нелегальнойлитературы с 1934 по февраль 1936 года находился в тюрьме. Только победа Народного фронта на выборах ос-пободила Ариаса и его товарищей.

Когда вспыхнул фашистский мятеж, Антонио по призыву коммунистической партии ушел в отряд «милисианос». Он участвовал в захвате столичных казарм Ла-Монтанья, где засели мятежники во главе с генералом Фангулом. В начале ноября в бою с марокканцами на подступах к Мадриду Ариас был ранен и оказался в госпитале, расположенном на одном из красивейших проспектов столицы Испании — Кастельяна. Ранен Антонио был в плечо. Когда над Мадридом завязывались воздушные бои, он с товарищами выходил на плоскую крышу госпиталя и, как многие мадридцы, наблюдал за перипетиями воздушных схваток.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное