"Чатос" идут в атаку

Подошел автостартер, и механик начал соединять его хобот с храповиком винта истребителя.

— Сделай две пробежки по земле, потом взлетай.

Я тебя прикрою. Смотри, верти головой на триста шестьдесят, шею не жалей. Здесь, — он указал рукой в небо, — раззяв не любят.

Заработал двигатель. Знакомый рокот мотора, лямки парашюта, туго обхватившие плечи, и задрожавшие на циферблатах приборов стрелки привели Степанова в привычное состояние предполетной собранности.

Известно в авиации: летчик показывает себя на взлете и посадке. И хотя задание, которое получил Евгении от своего инструктора, было простое, курсантское, Степанов знал, что за его полетом будут наблюдать несколько десятков опытных, придирчивых глаз, и волновался. «Не опозорься», — приказал он себе.

Сделав две пробежки по земле, Евгений взлетел. Взлет и посадка прошли нормально. Это он понял по улыбке и ободряющему жесту механика Энрике. Снова уйдя в воздух, он набрал высоту и выполнил каскад фигур высшего пилотажа. Вверху Евгений видел кружившийся самолет Антонова.

Маневренный «чато» понравился Степанову.

Сумерки легли на горы и землю, а Евгений продолжал крутить одну за другой пилотажные фигуры. Подлетел Антонов и показал рукой вниз. Истосковавшись по самолету, Степанов был готов до бесконечности носиться на своем вертком истребителе по еще незнакомому небу Испании. Но время было идти на посадку…

Еще два дня ушли на отработку приемов воздушного боя. Вот когда Евгений в полную меру оценил виртуозное мастерство своего наставника. Веселый и шумливый на земле, Антонов в воздухе становился собранным, напористым. От его внезапных, стремительных атак деться было некуда.

— Учти, Женя, — говорил командир звена, — хотя в небе места много, но когда самолеты сходятся в бою, и воздухе становится тесновато. В этой тесноте и сутолоке нужно видеть все: противника и своего командира, товарища, которому следует помочь, и многое другое. Поэтому все время смотри, смотри и смотри… И еще, как говорил Суворов, идя вперед, знай, как воротиться. Это к тому, чтобы ты очертя голову в драку не лез.

На третий день Серов в учебном воздушном бою проверил подготовку прибывших в эскадрилью добровольцев. После приземления коротко сказал:

— Можно в бой…

Смеркалось. Потемнели невысокие горы на горизонте. Над аэродромом тишина.

О чем-то негромко поет механик Серова Карлос, помогая Энрике подкрасить белым эмалитом выведенную на борту самолета шестерку. Механики — земляки, оба из Хихона, шахтерского города на севере Испании.

Вдоль взлетной полосы медленно идет открытая легковая машина. Летчики-ночники дежурного звена осматривают направление взлета. Укутанные брезентом истребители ждут своего часа.

Этот час для Евгения наступит с рассветом. Завтра в бой!

У себя на Родине Степанов не был новичком в небе. Там он летал на первоклассных по тому времени истребителях. Те, кто дал ему крылья, знали свое дело хорошо. Но завтра… «Завтра в прицел твоего истребителя войдет не в парусиновый конус-мишень, не белый квадрат на полигоне — завтра перед тобой будет реальный противник», — так говорил Степанову час назад Серов.

С карабином в руке мерно прохаживается по стояние одетый в серый комбинезон и легкие парусиновые туфли часовой. Обманчива тишина на войне. В любой момент она может взорваться гулом моторов, разрывами бомб, треском пулеметных очередей.

Евгений лежит на порыжевшей от солнца траве. Уходить с аэродрома не хочется. «Чато» в полном порядке, но Энрике целый день возится у самолета. Еще бы! Его хефе[25] завтра идет в свой первый бой.

На землю рядом со Степановым присел Михаил Якушин. Сегодня он командир ночного патруля. Михаил быстро сдружился с вновь прибывшими пилотами.

— Что, о завтрашнем дне думаешь?

— О чем же еще…

— Понимаю! Ты давно летаешь, Женя?

— Семь лет. А что?

— Сколько раз ты видел разрывы зенитных снарядов?

— Раза два, — неуверенно проговорил Степанов.

— Ну и я не больше, пока не приехал сюда. В первом боевом вылете попали мы под сильный зенитный огонь. Наше звено — шли мы справа от Еременко — рванулосьв сторону. Потом пришлось догонять ведущего. Нужно сказать, здорово растерялись. А в начале июля мы впервые столкнулись с «мессершмиттами». Ты учти — машина опасная. Немцы сажают на «мессеры» лучших, проверенных пилотов. Мы уже слышали, что такие машины у фашистов есть, но в бою с ними еще не встречались. Так вот, в том бою я дал маху — моментально у меня на хвосте очутился фашист. Наверное, не пришлось бы нам с тобой беседовать, если б не Леня Рыбкин. Он заметил, что пулеметные трассы обжигают мою «восьмерку». Дело решали секунды. Леонид довернул свой «чато» и нажал гашетки. «Мессер» окутался паром и повалился вниз. Видно, Рыбкин повредил ему систему охлаждения мотора. После боя осмотрели хвостовое оперение моего истребителя — пробоин насчитали столько, что пальцев на руках не хватило…

— А куда же делся этот Рыбкин? — спросил Евгений. — Почему его сейчас в эскадрилье нет?

— Беда случилась. Дня за два до вашего прибытия Леня вышел из строя. Кровоизлияние у него от перегрузок, почти ослеп.

— Жалко.