"Чатос" идут в атаку

— Они повторят маршрут эскадрильи камарада Ухова. Мне известно, что они прекрасно подготовлены. А вас, коронель, буду просить выделить в качестве дублера их командира одного из советских летчиков.

— Но мне пока ничего не известно, — пожал плечами Лржанухин.

Луна развел руками:

— Шифровки, как часто бывает, могут прийти в последнюю минуту. Сегодня ночью к нам прилетал транспортный «Дуглас». Офицер связи передал мне устное распоряжение Игнасио Сиснероса — готовиться к приему «москас».

— Это серьезная помощь. Ведь в эскадрилье И-16 осталось всего четыре летчика. Правда, — улыбнулся Аржанухин, — теперь и Рафаэль Магринья считает себя «русо пилото».

— Он гордится, что летает ведомым камарада Иванио[26]. Признаться, я опасался, сумеет ли он так быстро переучиться. Теперь вижу, что боялся зря…

Над аэродромом взвились сигнальные ракеты. Луна и Аржанухин направились к центру летного поля, откуда удобнее было наблюдать за взлетом уходивших в бой истребителей…

В эскадрилью Ивана Евсевьева Рафаэль Магринья попал при таких обстоятельствах.

В бою над Торрелавегой «чато» Рафаэля получил более двухсот пробоин. Все же испанец привел истребитель к своему аэродрому. Но при заходе на посадку заклинило работавший с перебоями двигатель. Едва коле-га самолета коснулись земли, как отвалилось хвостовое оперение. Магринья остался без боевой машины. С этого дня его словно подменили: всегда веселый и общительный, он стал хмурым и неразговорчивым. А через несколькодней в эскадрилье «москас», прикрывавшей прорыв в порт Хихона кораблей с медикаментами и боеприпасами, выбыл из строя Владимир Николаев. Он был тяжело ранен. Потеряв много крови, летчик нашел в себе силы посадить машину на берегу залива. В бессознательном состоянии его подобрали рыбаки и доставили в госпиталь Хихона; один из них отдал свою кровь для переливания советскому пилоту. А исправный И-16 перегнали на Альберисию.

И вот Рафаэль Магринья стал подолгу проводить время у оставшегося без пилота истребителя. Механик самолета охотно отвечал на вопросы Рафаэля, а однажды разрешил ему забраться в кабину.

— Думаешь оседлать «мушку»?

— Если бы разрешили! — вздохнул Магринья.

— Трудно будет, машина скоростная.

— Но истребитель стоит без дела. Разве это годится?

За этим разговором их застал комэск Иван Евсевьев.

— Ты чем здесь занимаешься? — спросил он сидевшего в кабине Рафаэля.

Не понимавший по-русски Магринья все же догадалася, о чем его спрашивают.

— Готовлюсь летать на «мушке», — смело ответил он и для убедительности шевельнул рулем высоты и элеронами.

Комэск задумался. Для того чтобы выпустить в полет на скоростном И-16 пилота, летавшего раньше на И-15, следовало сначала вывезти его на двухместном учебно-тренировочном истребителе. Но такой машины у них не было. Смущало Евсевьева и то, что испанец не знает русского языка. Как объяснить ему особенности пилотирования на И-16?

Все это Евсевьев попытался объяснить Магринье.

— Но, мой капитан, я знаю много русских слов, — горячо возразил Рафаэль. И раздельно произнес: — Товарищ Ленин! Революция! Коммунизм!

В короткие перерывы между боями Евсевьев и Кузнецов, неплохо овладевший испанским языком, начали заниматься с Магриньей. Испанец оказался способным учеником.

Не без сожаления отпустил Леопольд Моркиляс одного из лучших пилотов своей эскадрильи. Но когда Магриньяобратился к нему за разрешением, Моркиляс ответил так:

— Довелось мне на Южном фронте летать вместе с одним «камарада русо» — фамилия его Баранчук. Он учил меня воевать. Учил и русскому языку. Так вот, есть у русских такая поговорка: «Ни пуха тебе, ни пера».

…Сгорели пущенные с командного пункта зеленые ракеты. Ревя моторами, пошли на взлет «москас». За ними в воздух устремились «чатос». Приняв боевой порядок, они легли на курс к южным склонам Кантабрийских гор.

Показалась объятая пожаром Рейноса. Обогнув с востока город, «чатос» вышли к крутому изгибу шоссейной и железной дорог Паленсия — Сантандер. Вскоре они обнаружили две колонны фашистских танков и автомашин.

Пересекая курс республиканским истребителям, в воздухе встала плотная стена зенитного огня. Тогда от строя отделились Ладислав Дуарте, Сан Хосе и Хуан Комас. Они бросились на огневые позиции зенитных орудий и пулеметов. Остальные по сигналу Моркиляса обрушили на фашистов мелкие бомбы и ливень пуль.

После третьего захода шоссе потонуло в клубах черного дыма. Рвались боеприпасы, пылали цистерны с горючим. В последний раз «чатос» пронеслись над разгромленной колонной и развернулись на север.

Иван Евсевьев, «москас» которого осуществляли прикрытие, видел, как выскочивший последним из дыма «чато» был прошит очередью крупнокалиберного зенитного пулемета. Вспыхнув, он едва не врезался в склон горы. Летчику все-таки удалось вырвать машину из пике. Охваченный огнем истребитель устремился вдогонку за эскадрильей.