Че Гевара

Однако конголезские повстанцы все еще считали себя настоящей армией и к партизанской тактике относились снисходительно. Они хотели обязательно взять крупный город (предпочтительно Альбервиль), чтобы разместить там свое правительство. Че был не против, но по-прежнему считал лобовую атаку безумством. Надо было постепенно стягивать вокруг города кольцо, чтобы выдавить противника — только такая тактика, по мнению Че, сулила успех.

Однако конголезцы явно желали продемонстрировать кубинцам, на что они способны. Кабила вновь требовал взять хотя бы Фрон-де-Форс. Че пришлось подчиниться, чтобы не выглядеть трусом в глазах африканцев. 20 июня 1965 года отряд в составе сорока четырех кубинцев и 160 конголезцев и руандийцев-тутси без предварительной разведки двинулся к Фрон-де-Форс. Кабила настоял на том, чтобы Че не принимал участия в бою — он боялся ответственности за гибель такого известного человека.

Фрон-де-Форс (находившийся рядом с важной гидроэлектростанцией) обороняли как минимум 450 (возможно и 700) наемников и бойцов Чомбе. 29 июня в 5 часов утра повстанцы начали атаку, открыв огонь из автоматов, пулеметов, минометов и зенитных пушек. Гарнизон начал столь же активно стрелять в ответ, и обе стороны продолжали огневой бой примерно два часа. Африканцы не выдержали и стали отступать, оставляя на произвол судьбы раненых, чем сильно возмутили кубинцев. Кубинцы держались стойко, но их было мало, для того чтобы взять город. Пришлось отступить. В бою погибли четыре кубинца и 14 руандийцев (воевавших лучше конголезцев).

В рюкзаке одного из убитых кубинцев наемники обнаружили дневник и кубинский паспорт, и 6 июля 1965 года посольство США в Леопольдвиле сообщило об этой находке в Вашингтон. Но там решили, что речь, возможно, идет о нескольких кубинцах, а не о каком-то крупном подразделении. В любом случае большого значения этому не придали. Однако о присутствии кубинцев в Конго сообщили газеты в Дар-эс-Саламе, что вызвало тревогу Ньерере — он опасался санкций Запада.

Американцев же в то время в основном волновали трения между президентом Касавубу и премьером Чомбе, угрожавшие серьезной дестабилизацией прозападного режима⁴⁴⁰.

Поражение под Фрон-де-Форс стало не единственной неудачей миссии Че в июне 1965 года. Гораздо хуже были события в Алжире, где 19 июня 1965 года в результате военного переворота был свергнут друг Че президент Ахмед бен Белла — главный спонсор операции в Конго[273]. Новым президентом Алжира стал бывший министр обороны Ху-ари Бумедьен, с которым Че тоже встречался. Формально Алжир сохранил социалистическую ориентацию, но Бумедьен взял курс на нормализацию отношений с Западом и решил свернуть всю операцию в Конго. Для Че это был очень тяжелый удар.

Но и это было еще не все. От прибывшего из Гаваны Османи Сьенфуэгоса Че узнал, что в далекой Аргентине умирает его мать. Последнее письмо от Эрнесто Селия получила в марте 1965 года — оно было отправлено из Парижа. Сын сообщал матери, что готовится уйти в отставку со всех постов и поработать на уборке сахарного тростника. Потом лет пять он хотел трудиться на фабрике. Че просил мать пока не приезжать на Кубу, и Селия восприняла это как тревожный сигнал — может, ее сын попал в опалу, может, у него трудности? Она написала сыну, чтобы он выбросил эту дурь из головы и продолжал строить социализм — ведь она еще надеется увидеть, как социализм победит во всем мире. А если уж на Кубе что-то стряслось, то мать советовала сыну ехать в Алжир к другу бен Белле или в Гану и помочь наладить экономику в этих странах.

Перед отъездом с Кубы Че написал родителям прощальное письмо, но оно достигло Буэнос-Айреса только в октябре 1965 года:

«Дорогие старики,

я еще раз ощущаю своими пятками ребра Росинанта, снова пускаюсь в путь со своим щитом на руке. Почти десять лет назад я написал вам другое прощальное письмо. Помнится, я жаловался тогда на то, что не стал ни лучшим солдатом, ни лучшим врачом; последнее уже меня не волнует, а солдат я не такой уж плохой.

По сути ничего не изменилось, кроме того, что я стал куда более сознательным, мой марксизм укоренился и очистился. Я верю в вооруженную борьбу как единственное решение для народов, борющихся за свое освобождение, и действую соответственно своим убеждениям. Многие назовут меня авантюристом, им я и являюсь, только авантюристом особого типа — и из тех, кто ставит на кон свою шкуру, чтобы утвердить то, во что верят…

Я очень любил вас, только не умел выразить свою нежность…

Вас крепко обнимает блудный и нераскаившийся сын

Эрнесто».