Че Гевара

Но если проанализировать все трезво и объективно, это как раз мешает твоей цели; даже хуже — подвергает ее риску. Мне сложно согласиться с мыслью, что это правильно, или может быть оправдано с революционной точки зрения. Твое местонахождение в пункте на полпути лишь увеличивает этот риск; это делает гораздо более сложным выполнение практических задач, которые надо решить; и вместо того, чтобы ускорить реализацию планов, все это их только замедляет; больше того — это подвергает тебя периоду неоправданно тревожного, неопределенного и нетерпеливого ожидания.

И зачем все это нужно? Это не вопрос принципа, чести или революционной морали, что могло бы предотвратить эффективное и тщательное использование тобой возможностей, от которых точно зависит достижение твоей цели. Здесь нет места обману, введению в заблуждение… народа Кубы или мира… надо использовать объективное преимущество возможности приехать и уехать отсюда, планировать, координировать, подбирать и тренировать кадры и делать отсюда все возможное, что ты можешь достичь из другого места лишь с большими трудностями…

Было бы тяжелой непростительной ошибкой делать дела плохо, если их можно сделать хорошо…

Надеюсь, что эти строки не расстроят тебя. Я знаю, что если ты серьезно проанализируешь все то, что я написал, характерная для тебя честность приведет тебя к выводу, что я был прав. Но даже если ты придешь к противоположному решению, я не буду чувствовать себя обиженным. Я пишу тебе с искренней привязанностью и величайшим и самым искренним восхищением твоим блестящим и благородным разумом, твоим безупречным поведением и твоим непреклонным характером истинного революционера. Тот факт, что ты можешь посмотреть на эти вещи по-другому, чем я, не изменит этих чувств ни на йоту…»⁴⁷²

Письмо Фиделя убедило Че. Вместо вынужденного бездействия в Праге он мог заняться практической подготовкой своего партизанского отряда на Кубе. Ведь главным препятствием для возвращения на остров было для Че нежелание опять возвращаться в общественную жизнь — тогда волей-неволей пришлось бы объяснять, где он так долго был. Фидель же, прекрасно знавший чувствительный и упрямый характер друга, предоставил возможность вернуться и жить на Кубе инкогнито. Не исключено, что на Кубе он хотел еще раз попытаться отговорить Че от его боливийской мечты.

23 июля 1966 года Че уехал из Праги на поезде в Вену, оттуда тоже поездом — в Женеву и Цюрих. Дальше самолетом в Москву и из советской столицы — уже в Гавану. Время отъезда было подобрано со смыслом. На Кубе готовились праздновать очередную годовщину штурма казарм Монкада и в Гавану съезжались гости со всего мира. Поэтому полный[288] пожилой уругваец Рамон Бенитес не привлек в гаванском аэропорту никакого внимания.

И все же не обошлось без досадной случайности. В аэропорту как раз проводил съемку известный кубинский режиссер Сантьяго Альварес, естественно, хорошо знавший Че. В кадр, помимо десятков других людей, попал и респектабельный уругваец. Альварес был немало удивлен, когда в его офисе появился Ариэль и попросил уничтожить пленку. Только через много лет он узнал причину такого странного интереса разведки к его творчеству.

Когда Алейде позвонили из офиса Фиделя и предложили приехать с самым младшим сыном Эрнесто, она все поняла: Че был на Кубе и хотел увидеть именно своего тезку, которому был всего месяц, когда он уехал в Конго. Алейда с сыном приехали в местечко Сан-Андрес в западной провинции Кубы Пинар-дель-Рио — там Че и собрал свой небольшой отряд для боевой подготовки.

Алейда еще много раз приезжала в Сан-Андрес. Че вообще-то не терпел посторонних в партизанском лагере, но для любимой жены все же сделал исключение. Иногда она задерживалась и принимала участие в тренировках и помогала готовить пищу на весь отряд.

Несмотря на то что некоторые из его сподвижников были уже людьми немолодыми, Че не щадил ни себя, ни других. В палящую жару будущие и бывшие партизаны совершали изнурительные марши с полной боевой выкладкой. Че стал передвигаться медленнее, чем в Сьерра-Маэстре, но зато не останавливался на отдых. Алейда утверждала, что Че один раз спас ей жизнь, когда она верхом на лошади сорвалась с узкой горной тропы.

По вечерам отряд смотрел фильмы, причем в основном американские вестерны. Че относился к такому «искусству» снисходительно, но людям нравилось, и он не возражал.

Чтобы проверить свой новый внешний облик, Че (Рамон) посетил группу бывших партизан, служивших под его командованием. Его представили как советника из Испании, и никто его не узнал. Только когда «испанец» выдал бойцам несколько известных шуток из старого доброго времени, они от всей души посмеялись над собой и над командиром.