Че Гевара

СССР содействовал и попыткам Кубы организовать партизанское движение в Латинской Америке. Просто в Москве не особо верили в успех этого начинания в тех конкретных исторических условиях, но кубинцев особо не отговаривали, чтобы не обидеть их.

8 января 1966 года ЦРУ наконец-то сообщило Джонсону: «…есть признаки того, что большинство кубинских советников покинули Конго»⁴⁶⁶.

12 января 1966 года в Гаване начала работу Первая конференция трех континентов (Азии, Африки и Латинской Америки), на которую собрались правительства, а также революционные и национально-освободительные движения из восьмидесяти трех стран. Заметим, что американцы придавали этому форуму настолько серьезное значение, что даже организовали в октябре 1965 года убийство его организатора, марокканского математика Мехди бен Барки. 29 октября 1965 года он был похищен в Париже французскими полицейскими, затем убит при неясных и по сей день обстоятельствах. Его тело до сих пор не найдено. В убийстве подозревали ЦРУ и МОССАД.

На совещании в Гаване было решено активнее координировать усилия революционеров разных стран, причем подавляющее большинство участников высказывалось за вооруженную форму борьбы, и это находило поддержку кубинцев.

В сенате США итоги конференции расценили как «создание управляемой коммунистами штаб-квартиры партизанских операций в Африке, Азии и Латинской Америке»⁴⁶⁷. Оценка ЦРУ была следующей: «Трехконтинентальная конференция… была попыткой Кастро взять на себя главную роль в лидерстве революционного движения во всем мире». Отметив, что и конференция, и созданная на ее основе Организация солидарности народов Латинской Америки пользовались поддержкой СССР[284], ЦРУ приходило к выводу (правда, это было в 1971 году): «Кастро, видимо, думал, что организация солидарности станет механизмом поддержки партизанских экспедиций, таких как боливийская операция Че Гевары, которая была уже в стадии формирования»⁴⁶⁸.

Так оно и было, и никакие слухи о принципиальных расхождениях Че и Фиделя в 1966–1967 годах не имеют под собой ни малейшей основы.

Че с согласия Фиделя окончательно остановился на Боливии как на будущем общеконтинентальном партизанском очаге, «втором Вьетнаме». Предполагалось, что в малонаселенных, лишенных дорог и удаленных от городов районах Боливии можно относительно беспрепятственно создать и обучить несколько партизанских колонн, которые выдвинутся в соседние страны (прежде всего Парагвай, Аргентину и Перу)[285] и зажгут там огонь восстания.

Таким образом, первоначально Боливия рассматривалась не как цель партизанской войны, а как ее инкубатор. Именно так эту страну уже использовали и во время операции «Тень».

1 марта 1966 года Че прибыл в Прагу (он добирался из Дар-эс-Салама через Каир и Белград) — именно оттуда в рамках акции «Мануэль» кубинцы обычно переправлялись в Латинскую Америку. Никто бы не узнал в аэропорту Рузине всемирно известного революционера — с самолета сошел респектабельный уругваец Рамон Бенитес в массивных очках в роговой оправе.

В этот день ЦРУ информировало президента о положении во Вьетнаме, Гане, Замбии, Индонезии, Лаосе, Сирии[286], а также об успехах СССР в освоении космоса (советские автоматические зонды достигли Венеры). Че по-прежнему оставался для ЦРУ «за кадром».

Алейда осталась в Дар-эс-Саламе одна, и ее грусть не могло скрасить даже чтение — она не понимала, что читала. Пыталась начать писать воспоминания, но не могла — ведь для этого надо было поверить в то, что она больше никогда не увидит мужа. Через Каир и Москву Алейда вернулась на Кубу, и через несколько дней ей позвонили от Фиделя. Че передал жене свой дневник и несколько личных вещей. В посылке было и прощальное письмо:

«Любовь моя,

Настал момент послать тебе прощальный вкус земли (сухие листья, нечто очень далекое и увядшее). Я хотел сделать это… стихами, но у меня не получилось.

Есть столько личных вещей для твоих ушей, вот только слова не могут их выразить… Благородное ремесло поэта — не для меня. И не то что у меня нет нежных моментов, которые я хотел бы выразить…

Вот так я тебя люблю, вспоминая горьковатый вкус кофе каждое утро, ощущение ямочки на твоем колене, пепел сигары, деликатно балансирующий в воздухе, несвязное ворчание, с помощью которого ты защищаешь свою подушку…

Вот так я тебя люблю, наблюдая, как растут дети, поднимаясь по ступенькам истории (и я страдаю потому, что не могу воочию видеть эти шаги)…

Это — настоящее прощание… Теперь у меня остался лишь один шаг — решающий.

Песни сирен закончились, и вместе с ними завершился мой внутренний конфликт. Вот и подняли флаг для моей последней гонки. Скорость будет такой, что только выкрики будут сопровождать меня. Прошлое подошло к концу; я — наступающее будущее.

Не зови меня, потому что я не смогу тебя услышать. Но я буду чувствовать тебя в солнечные дни, под нежностью пуль…

Я буду искать тебя взглядом, как собака, сохраняющая тревогу на отдыхе, и я буду представлять каждую частицу тебя, часть за частью и все вместе…»⁴⁶⁹