Че Гевара. Последний романтик революции

Но нам хотелось бы продолжить рассказ о той, которая дала жизнь самому Че и которую он обожал, — о его матери, Селии. Вскоре после посещения острова вместе с мужем она вновь приехала на Кубу, чтобы повидать любимого сына, лучше понять его напряженную жизнь. Теперь, после того как они в Буэнос-Айресе трижды получали за годы войны сообщения о его гибели, она хотела его видеть еще и еще... И, если говорить честно, у нее таилась идея разузнать, как долго ее Эрнестито думает жить за пределами своей родины. Тем более что она хорошо запомнила интервью ее сына, опубликованное в аргентинской газете «Ла Расон» в начале 1959 года. На вопрос, сколько времени он думает находиться на Кубе, Эрнесто не стал отвечать, а дипломатично перевел разговор: «Оставим это, лучше сообщите в своей газете, что я был крайне рад связаться по телефону с родителями, голоса которых я не слышал уже шесть лет...» [152]

Худшие опасения в этом отношении подтвердились, когда по приезде в Гавану донья Селия узнала о президентском указе, по которому команданте Эрнесто Че Гевара провозглашался «кубинцем по рождению со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями» [153]. Родственникам-аргентинцам она, вздохнув, сказала: «Что ж, живут же люди на два дома; я буду жить «на две страны».

И она действительно так жила. Даже уговорила своего строптивого и щепетильного сына разрешить ей присутствовать в его министерском кабинете и помогать вести записи, подбирать необходимые документы. Как-то после одного заседания у министра Гевары, когда они остались в комнате с сыном одни, она с возмущением стала высказываться о «несобранности и медлительности» сотрудников. Че удивленно посмотрел на нее: «Успокойся, старушка, ты начинаешь залезать не в свои дела...» [154].

Гватемальская приятельница Ильды и Эрнесто Мирна Торрес, посетившая Кубу (ее визит туда совпал с очередным приездом доньи Селии), рассказывает об удивительной скромности и отзывчивости матери Гевары. «Она никому не говорила, чья она мать, никогда не ссылалась на это. Если бы позвонила в министерство сына по поводу транспорта, ей бы никто не отказал в машине. Но она вместе со мной «напополам» брала такси, и мы с ней разъезжали по городу... Ее любимой фразой было: «Делай, что хочешь, если это никому не вредит» [155].

В 1961 году Гевара едет на международную конференцию в Пунта-дель-Эсте (Уругвай), где ожидается его выступление. Конечно, мама Селия уже там. Потом она полетит с ним на его самолете в Бразилию, а оттуда — в Гавану. В самолете у сына опять приступ астмы. Донья Селия счастлива, что в такую минуту оказалась рядом с «больным мальчиком» и может ему помочь. Ей все интересно, чем занимается ее сын. Она спрашивает о впечатлении, какое произвели на него президенты Уругвая, Аргентины и Бразилии.

... После укола Эрнесто уснул. Она сидела рядом и любовалась мужественным лицом своего первенца. Неожиданно он нахмурился, как будто увидел во сне что-то неприятное, и проснулся:

— А ты так и не уснула, старушка, а я видел во сне, будто профессор Писани (помнишь, у которого я учился в университете?) схватил меня за руки и не дает выйти из своего кабинета: «Не пущу ни на Кубу, ни в Боливию: твое место здесь, тебя ждет наука!»

— А почему Боливия, сынок?

— Откуда я знаю? Мало ли какой бред во сне приснится... Ты лучше мне расскажи: после приезда с Кубы ходила к доктору Баэсу, видел ли он последние твои анализы, которые ты делала в Гаване?

— Конечно, он сказал, что они вполне приличные. (Эрнесто заметил, что мать несколько стушевалась. Она не хотела ему рассказывать, что после последнего ее визита к онкологу тот позвонил ее мужу дону Эрнесто и попросил зайти к нему. Правда, муж успокоил ее, сказав, что доктор рекомендовал Селии лечь на более глубокое обследование в его клинику.)

Че стал вспоминать свои юношеские годы. Поинтересовался, что слышно о его детской симпатии Чинчине, вышла ли она замуж?

— А ты ведь и не знаешь историю с ее платьем?

— С каким платьем? — удивилась мать.

— Перед нашим отъездом с Миалем я ей подарил, когда зашел попрощаться, маленькую собачонку по кличке Камбэк (по-английски «Вернись». — Ю.Г.), а она дала мне 15 или 20 долларов и попросила привезти ей кружевное платье — как будто в Буэнос-Айресе нет! Конечно, нам эти деньги очень пригодились, когда те, что имели на пропитание, улетучились из-за ремонта мопеда...

— Так, значит, ты ее должник? Если увижу ее, отдам твой долг...

— Нет, платье я все-таки купил на заработанные в Майами деньги и вручил его Чинчине, когда вернулся домой...

Вошел второй пилот и сообщил, что скоро будет посадка в Ранчо Бойеро (старое название Гаванского аэропорта имени Хосе Марти. — Ю.Г) .

Еще из иллюминатора донья Селия увидела около здания аэропорта огромную толпу людей с кубинскими флагами и большим транспарантом, на котором было начертано: «Ты достойно защищал Кубу, Че! С победой! Мы гордимся тобой!» У трапа стояли Фидель Кастро и другие руководители...

— Нет, — вздохнула растроганная женщина, — эти люди не отдадут мне сына!..