Еще один человек (аргентинец по происхождению), тесно работавший с Че и знавший Тамару лично, говорит о ней следующее: «По-моему, Бунке работала на германскую спецслужбу, которая передала ее в ведение разведки Че, о чем она сама же и просила. Ни Че, ни немцам не понравилось бы, если бы она стала посылать отчеты в два места одновременно. Гевара был совсем не глуп: он ни за что не допустил бы двойной игры».
Согласно недавно обнародованным документам «Штази», Тамара Бунке изначально была завербована агентом восточногерманской разведки Гюнтером Маннелем, отвечавшим в «Штази» за американское направление.
Через месяц после отбытия Тамары на Кубу в 1961 г. Маннель бежал в Западный Берлин, где вскоре перешел на службу ЦРУ. Он передал информацию о некоторых завербованных им агентах, действовавших в Западном Берлине, и они были арестованы; кроме того, он проинформировал ЦРУ о Тамаре.
По-видимому, в ГРУ «Штази» об этом догадывались. 23 июля, вскоре после предательства Маннеля, на Кубу было послано письмо для Бунке, в котором ее уведомляли об опасности и настоятельно рекомендовали не пытаться «ехать в Южную или Северную Америку и в любом случае предварительно обо всем консультироваться».
Впрочем, судя по документам «Штази», контактов с Тамарой у нее больше не было. Тем не менее в связи с этими документами встает ряд вопросов. Когда кубинская разведка принимала Тамару на службу, сообщила ли та о своих предыдущих связях со «Штази» и о том, что ее собственный вербовщик всего через месяц после ее прибытия дезертировал в Западный Берлин? Если Бунке рассказала об этом, то почему кубинцы использовали ее в том же самом регионе — Боливии и Аргентине, — куда изначально планировало ее послать ГРУ «Штази»? Вполне логично было бы заключить, что после предательства Маннеля ЦРУ и дружественным спецслужбам было прекрасно известно о личности Тамары и ее предполагаемой роли в разведывательных действиях.
Вот что говорит по этому поводу Пиньейро: «Я сам занимался Бунке. И поинтересовался, работает ли она на немецкую разведку. Она ответила отрицательно». Пиньейро добавил также, что, даже если бы он знал о Маннеле и письме, которое прислали Тамаре, он все равно одобрил бы ее кандидатуру, поскольку Бунке продемонстрировала «отличные навыки» разведчика, а также потому, что доверял своей организации в отношении создания для нее надежной легенды.
В то время как Бунке начинала подготовку в рядах кубинских спецслужб, а группа Мазетти была в Алжире, Че занимался изучением политических изменений в своей родной Аргентине, стремясь получить любую информацию, которая могла бы ему помочь определить, когда лучше всего дать старт партизанской кампании. Одним из источников нужных сведений были друзья и родственники, которых Че приглашал к себе на Кубу. В феврале он послал за Рикардо Рохо. Их политические взгляды несколько расходились — Рохо был хотя и «антиимпериалистом», но не социалистом, — и тем не менее у них за плечами был долгий опыт общения, и Че знал, что Рикардо является превосходным политическим аналитиком с широким кругозором. Да и, кроме того, именно Рохо познакомил Гевару с Ильдой, впервые прислал на Кубу Мазетти, а в последнее время стал еще и большим другом матери Че.
Че разместил Рохо по высшему разряду: в одной из правительственных резиденций в районе Мирамар, неподалеку от бывшего укрытия группы Мазетти. Рохо провел там два месяца, и Че частенько вызывал его к себе для бесед. Впоследствии Рохо писал, что Гевара был удручен нарастающей региональной изоляцией Кубы и по-прежнему крайне недоволен «патерналистским» отношением к Кубе со стороны СССР во время Карибского кризиса. В их разговорах Че ясно дал понять, что не думает, будто Куба сможет преодолеть изоляцию до тех пор, пока в других латиноамериканских странах не произойдут социалистические революции, и совершенно не скрывал, что размышляет о том, как этот процесс ускорить. Рохо вспоминает, что они вместе обсуждали каждую из стран Латинской Америки, пока наконец в один из дней Че не попросил его всесторонне поговорить с ним об Аргентине.
Во время их разговора Гевара кое-что записывал. Рохо заметил, что Че выказывает особый интерес к рабочему и университетскому движению в Аргентине и стремится понять, кто есть кто в нынешней аргентинской оппозиции. Они также обсуждали феномен популярности Перона у аргентинского рабочего класса, и Че показал Рохо письмо, которое он получил от изгнанного каудильо, выражавшего свое восхищение кубинской революцией. Рохо показалось, что Че взвешивает все за и против создания альянса с перонистами как средства разжигания повстанческого движения. Военное правительство было не слишком популярным в Аргентине, и в трудовых массах нарастало недовольство; Че задавался вопросом, какова будет «реакция масс», если Перон переедет жить на Кубу.