У подъезда Матвей притормозил и встал напротив, бросив спортивную сумку прямо на землю. Освободившаяся рука тут же нашла мою вторую руку и знакомым уже жестом соединилась с ней. Клянусь, в этих руках он сейчас держал и мое сердце, панически бьющееся от захлестывающих эмоций. Я замерла, разглядывая шею, скулы, кадык, ибо поднять глаза выше и встретиться с его взглядом, было выше моих сил. Столько смелости во мне не находилось.
— Ты красивая, Зоя, — тихо сказал Матвей, а я совершенно опешила. Одно дело, когда ты слышишь эти слова от матери, на генетическом уровне влюбленной в собственного ребенка, и совершенно другое — от него. От красивого парня.
От удивления я задрала голову вверх, пытаясь понять, шутит ли он. Если да, то это очень жестоко. Но на лице Матвея не было и тени улыбки. Напротив, парень был предельно собран и вроде бы несмел.
Может, он тоже волнуется? Может, и для него сегодняшний вечер превратился в романтическое свидание? Или нет? Божечки, неужели я все просто придумала своим разжиженным от любви мозгом?!
Я не нашла, что ответить. Просто молчала, впитывая в себя его странные непонятные эмоции. Может быть, стоило поблагодарить за комплимент? Едва я хотела раскрыть рот и произнести «спасибо», как Матвей резко и порывисто накрыл мои губы своими и тут же отстранился.
Поцелуй вышел таким быстрым и неожиданным, что я не успела ничего понять и почувствовать, отчего очень расстроилась.
Видимо, Матвей, уловил эту мою эмоцию, отчего принялся извиняться.
— Прости. Но я полдня хотел это сделать.
— Нет, Матвей… Не извиняйся… Я просто разволновалась. И не поняла ничего. Это мой первый поцелуй… Я… Я растерялась. Вот.
В эту минуту, как никогда радовалась окутывающей нас темноте, ибо от подобного жалкого признания точно залилась алой краской. Даже уши мои под шапкой пылали, словно раскаленные угли.
Матвей хрипло рассмеялся и слегка расслабился.
— Зой, это даже не настоящий поцелуй.
— Не настоящий? То есть как это? Ты же коснулся меня своими губами.
Он снова тихонько посмеялся. К нему явно вернулась былая уверенность, потому что его аура заметно изменилась. Я почувствовала это буквально каждой клеточкой.
Ну вот, теперь он точно считает меня дурочкой.
Расстроиться не успела. Матвей отпустил мои руки и осторожно обхватил своими ладонями мою голову, заставляя трястись поджилки.
— Я не смогу объяснить, Зой. Но, обещаю, ты почувствуешь разницу.
И поцеловал.
По-настоящему.
И я поняла, что Матвей прав, разница колоссальная.
От его нежных, осторожных, ласковых прикосновений губами к губам под ребрами образовался огненный шар. А когда влажный, теплый, настойчивый язык осторожно скользнул по моему, шар взорвался, выпустив наружу миллиарды маленьких пушистых хомячков, что мягко щекотали каждый уголочек воспарившей к небу души.
Я влюбилась окончательно и бесповоротно.
Глава 13
Матвей Соколовский
Я уже час таращусь на обшарпанные двери подъезда, за которыми скрылись Зоя и сопляк. В ее квартире загорелись окна. По кухне взад-перед мечется тонкая тень. Но больше всего ввергает в шок то, что обратно Степа так и не вышел!
А у него тренировка в самом разгаре!
Видимо, спорт стоит у мальца далеко не на первом месте, и я явно переоценил его рвение. Похоже, Михалыч, в который раз оказался прав. С Матерью Свиридова, возможно, и говорить не придется, если Математик наотрез откажется ехать в столицу, бросив школу. Хотя… в виду происходящих вокруг событий, разговору с госпожой Свиридовой быть. И я нажму на любые рычаги, чтобы развести в стороны Зою и Степу.
Зою и Степу!
Это даже звучит как бред!
Я запрещаю себе думать те ужасающие мысли, что настойчиво возникают в голове. Нет. Этого просто не может быть! Зоя не такая! А Степа — всего лишь ребенок! Ну и что, что двухметровый. Там в голове еще детство! Наверняка всему есть простое логичное объяснение, не связанное с тем, что мне кажется.
Однако картинка, где Свиридов чмокает в макушку свою учительницу, навязчиво всплывает перед глазами, и алая пелена застит свет.
Не думаю.
Тупо пялюсь на дверь.
Математикой они там занимаются.
Вот.
Зоя прекрасный преподаватель, уж мне ли не знать!
Однако, занятия математикой не прекращаются ни еще через час, ни через два, ни через три. Свет в окнах гаснет, погружая парочку во тьму. Вместе с ним гаснут и те светлые чувства, что еще недавно теплились внутри по отношению к Чебурашке.
Какого хрена здесь вообще происходит?!
Разрывающийся от звонков Кристины телефон перевел в авиарежим. Бесит. Что ей от меня надо?
Хотя, глупый вопрос, согласен.
До самого утра я караулю двери старого подъезда древней хрущевки и старательно пытаюсь придумать этим двоим оправдание. Не может быть все так ужасно.
Все, на что меня хватило — это допустить, что Степа Свиридов просто тоже живет в этом доме и в этом подъезде. Что они разошлись где-нибудь на лестнице, каждый в свою сторону, и домой шли вместе лишь потому, что по пути. И потому, что райончик тут не самый безопасный.
О том, как Данилина держала Степу под руку, стараюсь также не вспоминать.