Чеченская рапсодия

Охотник переступил поршнями, бросил пружок на обочину и снова посмотрел на Петра.

— Ты часом бузы из Моздока не прихватил? — спросил он.

— И чихирь найдется, и что покрепче, — казак, уверенный в том, что лесной отшельник зазря останавливать не стал бы, похлопал по сакве. — Что будешь пить?

— А чего не жалко, — охотник открыто заулыбался и подошел вплотную к пролетке. — Я тут недалече кобылкой орудовал, а потом пружок приготовил, чтобы птицу посидеть, да кабан в котлубани начал натирать свой калган. Фазаны и прыснули в разные стороны.

— На фазанов охотился? — доставая флягу со спиртом и походную чапуру, переспросил Петр. — А немирных чеченцев часом не замечал?

— Как без них, они за русскими обозами как нитка за иголкой, — принимая кружку, признался охотник. — Надысь по утреннему туманцу сапетку приготовил и пошел на кригу — каюк у меня протекать надумал — гляжу, карги по течению плывут, одна за другой. Да не как-нибудь, а то в обгон пойдут, то отстанут.

— Это были не топляки, а абреки, — плеская спирту и себе, догадался Петр.

— Они самые, — охотник разом осушил чапуру, крякнул и приткнул рукав байгуша к расшлепанному носу. — Ну, я подсошки расставил, положил на них ружье, затем натруску порошка на полку насыпали взвел курок. Думаю, ежели в мою сторону завернут, то мне деваться будет некуда, потому как прятаться я опоздал. У них чутье что у бирюков-двухлеток.

— Завернули?

Казак снова налил спирта в кружку и терпеливо принялся ждать, когда охотник выпьет свою порцию и расскажет главное, из-за чего остановил двуколку.

— Пронесло, они до самого поворота гуськом проплыли, а перед Наурской попрятались в куширях. Видать, разведчики были. — мужичок взял новую порцию спирта, договорил. — Слух как раз прошел, что в Червленую провиант и обмундирование будут перебрасывать.

Петр прислушался к грубому говору близкого Терека, покосился на боеприпасы, закупленные еще вчера. Впереди тявкнула молодая лисица, наверное, она вела на водопой своих лисят, сбоку послышалось поросячье повизгивание. Наполненный звуками лес жил своей жизнью, не торопясь раскрывать свои тайны. Как и в первый раз, охотник одним махом осушил чапуру, достал из потрепанной сумки вяленую рыбину со светящимися от жира боками. На предложенную Петром закуску из магазинных продуктов он и не посмотрел.

— Я вот что скажу, до самой Червленой можешь ехать без опаски, — передохнув, сказал он. — Но за Червленой одному тебе ходу нет.

— Засада? — нахмурился Петр.

— Да не простая, а вроде кочевая — то в одних куширях объявится, то в других возникнет. Казаки вместе с русскими войсками отправились по горным углам усмирять немирных чеченцев, а на кордонах остались одни малолетки. Вот абреки из правобережных аулов и повадились в те места, в которых дать отпору стало некому.

— Зря царь делает горцам послабление, — не замечая, что начинает рассуждать как присланный на Кавказ москальский офицер, с — неудовольствием покачал головой Петр. Он вспомнил сумятицу в оставленной позади станице Наурской. — Про Мусу Дарганова, главаря банды разбойников, слыхал что-нибудь?

— Как раз этот Муса и держит весь отрезок пути почти до границы с дагестанскими горными аулами, — последовал исчерпывающий ответ охотника. — Абрек перестал признавать все местные законы, лютует как покалеченный бирюк.

— Он и есть обрубок настоящего человека. Дал бы Господь с ним расквитаться…

До станицы Червленной Петр добрался лишь под вечер, несмотря на то, что сменные скакуны в час делали по шесть верст с гаком. Промчавшись по главной улице и остановившись на центральной площади, он вдруг с удивлением обнаружил, что и здесь вокруг царит пустота. Эта странность щекотала нервы похуже толпы немытых солдат с вонючими цигарками в Наурской. Патруль из нескольких служивых был выставлен лишь на въезде, возле магазина подсели на лавочки к местным скурехам двое пехотных офицеров. Вот и весь войсковой гарнизон. Как и в оставшихся позади населенных пунктах, мужское население станицы либо находилось в походе, либо несло службу на кордонах. Оценив обстановку и поняв, что попутчиков до Стодеревской вряд ли удастся сыскать, а провожатых станичники выделят только утром, казак решил продолжать путь в одиночку. Он понадеялся на то, что ближе к вечеру абреки оставят свои засады, посчитав, что ночью в дорогу может отправиться только умалишенный.

Сменив лошадей прямо на площади, Петр сбил свою студенческую фуражку на затылок и свистнул так, что у женихавшихся возле магазина скурех и офицеров заложило уши. Конь всхрапнул и с места понес в бешеный карьер.

— Куда ты, ч-черт, — донесся из-за спины звонкий девичий голос. — Не знаешь, что ли, абреки там!