Работа шла медленно, каменистый грунт постоянно требовал кирок и ломов, их не хватало (кирки ломались, а ломы бойцы по своей расхлябанности зарывали в бруствер); но я не унывал и заразил даже, на сколько это было возможно, своей энергией солдат. Самые отъявленные разгильдяи у меня из-под палки тоже копали. Я боролся с автономией приданных зенитчиков и пэтэбэшников. Требовал от них работы на общих позициях. В целях маскировки я запретил ношение незащитных золотистых кокард (один боец даже умудрился нацепить значок отличника и классность, а Кошевой так начистил бляху ремня, что чеченский снайпер мог бы, наверное, ослепнуть). За этим всем я строго следил, выдирал кокарды из кепок, забирал незащитные сержантские уголки.
Корнеев ни во что не вмешивался, а являл на ВОПе устрашающую силу (он легко, за любую провинность, избивал солдат). Капитан целый день спал, слушал музыку (полуразбитый «трофейный» магнитофон), метал в дерево нож или читал мою «Мастер и Маргариту» – эдакий барин в деревне. Меня такое положение дел вполне устраивало.
Я видел, что Корнеев вовсю собирается домой. Головченко и Лихолату он всячески расхваливал мою работу, доказывая, что я отлично справлюсь и без него; каждый день он выходил на полк и спрашивал, нет ли приказа по нему. В душе я, совершенно эгоистически, не желал отъезда Игоря. Мы сошлись уже с ним, он был начитан, здраво рассуждал, в общем – был интересным собеседником; да и боялся я, конечно, остаться один. Тяжело одному офицеру со взводом в таком удалении от базового центра, даже опытному, а опыта у меня не было никакого: на срочной службе, восемь лет назад, в мои обязанности входила забивка баллонов сжатым воздухом, что никак не могло пригодиться в чеченских горах.
По ночам меня будил дежуривший сержант – Тёма или Кошевой, и мы вместе шли проверять посты. Я относился к этой обязанности ответственно, не ленился подниматься на самые дальние посты, не обращая, случалось, внимания на ливень. Часовые почти всегда спали, сержант пинал их ногами; утром я читал перед строем лекцию, красочно приводил собственного изготовления примеры вырезанных ВОПов, рассказывал о проспавшей роте десантников, погибшей не так давно в Аргунском ущелье (проспали ли они, я не знал, а от кого-то слышал, но так мне нужно было для внушения); я спрашивал у них: кто хочет стать Героем России посмертно?.. Желающих не было, но в следующую ночь посты вместо окликов всё равно издавали похрапывания.
7
Позиции наши были крайне неудачными, располагались на двух вершинах, зэушка вообще стояла на отшибе, за дорогой, – совершенная бессмыслица была в этой навязанной командованием полка диспозиции. Посты располагались так, что мимо них к землянке, центру ВОПа, легко можно было пройти с любой стороны, и по-другому посты, самое главное, выставить было невозможно. Мин в полку не было, гранаты на растяжку нам ставить не разрешали.
В один из дней мы с Корнеевым пошли всё-таки растяжки между вершинами и по скату, под которым находилась землянка. Неспокойно как-то начало становиться, вроде бы на самом деле обстреляли ночью первый ВОП (наш считался вторым).
– Ну их на хуй с их приказами!.. Сами пусть здесь посидят с пятнадцатью бойцами… – Корнеев вытащил из-под кровати ящик, взял оттуда несколько гранат, достал моточек тонюсенькой птуровской проволоки, и мы пошли на минирование.
По низине мы прошли мимо огороженного плетнём места для умывания, «туалета» – ямы с положенными на неё досками, и в гору стали углубляться в серый унылый лес.
Сырой от прошедшего ночью дождя валежник глухо хрустел под ногами, изредка шумно падали отжившие ветки – тогда мы невольно останавливались и прислушивались. Корнеев заметно крадущейся походкой шёл первым, всматриваясь под ноги и в пространство между деревьями, я – следом за ним.
– Взрывпакеты взрывал в детстве из магния?.. То же самое…
Капитан показывал мне, как закрепляется граната, натягивается от дерева к дереву проволока; он делал всё сам и в наиболее ответственный момент, когда от неосторожного движения руки взрыватель мог сработать, заставлял меня спускаться и заходить за дерево. Я сопротивлялся, но Корнеев умел добиваться своего.
– Ты всё и так понял. Нечего лишний раз… успеешь…
И я, отойдя на несколько шагов, с замиранием сердца следил за тем, как сосредоточенно колдует Корнеев над миной. Его спокойствие, уверенность невольно вселяли уважение к нему. Я знал, что до командировки он никакой подрывной подготовки не проходил и что сейчас самостоятельно впервые ставит растяжки. Позже, вероятно, отчасти именно из-за впечатления этого дня, я не мог поверить рассказам о трусости Корнеева и защищал его. Но как относительно всё в этом мире, и особенно на войне.
8
Вставал я рано, делал зарядку, дышал чистейшим воздухом на склоне в лесу, брился. Корнеев спал до завтрака. Потом мы ели, я разводил бойцов на работы, шёл их проверять и науськивать, чтобы действительно копали, а не имитировали, и приходил к Игорю в землянку. Мы пили дрянной растворимый кофе, на самом деле бывший пережжённым какао, разговаривали.