Чеченский бумеранг

Все. Я остался один посреди трагедии.

Идти в милицию? Но что объяснять? Не наврежу ли этим Алексею? Какие еще зацепки на него здесь, в Москве? Марина! Накануне покушения Заремба ездил в Можайск, к подруге Марины Милашевич. Может, ей он сказал что-то, проливающее свет на эту загадочную охоту на «Кобру»? В очередной раз порадовался отъезду жены. Ежу ясно, что от меня сбежала, но будем делать вид, что отдыхает. Ведь вовек бы не поверила, что в женской колонии меня ждут отнюдь не женщины. Единственный звонок, который нужно сделать – это предупредить об отлучке Веничку, с которым уговорились вечерними звонками поддерживать постоянную связь.

– Надеюсь, не надолго? – вновь не отходивший от телефона Вениамин Витальевич трубку поднял сразу. – И в какие края?

– Рядом. Можайск. Надо глянуть обитателей женской колонии. Или воспитателей.

– Надеюсь, для журнала?

– И для него тоже, – ничуть не соврал я. Очерк о Зарембе заканчивать когда-то ведь надо. А чтобы Веничка не подумал, будто я решаю личные вопросы на их аванс, забежал впереди паровоза: – Добрать кое-что в очерк о Зарембе.

«Лечиться тебе надо», – мысленно посоветовал я собеседнику, когда у того вновь запершило в горле и, как в кабинете у Павла Сергеевича, он начал суетливо и чахоточно подкашливать.

– У нас машина есть, можете взять, – в ответ на издевку проявил благородство Веничка.

Это экономило уйму времени, но я не привык к подобной роскоши и смущенно отказался:

– Спасибо. Тут электричкой прямым ходом.

– Желаю удачи. Вернетесь – позвоните.

– Если окажется не слишком поздно.

В ответ вновь кашлянули. Может, и не болезнь это вовсе у Венички, а реакция на ситуацию, когда нечего сказать или надо заполнить паузу. Сейчас она затянулась, мне стало неудобно за собеседника, и я торопливо распрощался.

Язык не только до Киева доведет. Он способен выстроить мостки, выстелить дорожки и к порогу дома, который ищешь. Дверь в доме лучшей подруги Марины открыл мне… Заремба. Это оказалось столь неожиданно, что отпрянули оба: я – от изумления, спецназовец – от моего вида.

– Слава Богу, – прошептал я.

– А чего не должно было быть? – подполковник окреп настолько, что мог на свое здоровье внимания не обращать.

– Так я думал… я же ехал…

– Давай заходи, – он хозяином прислонился к стене, освобождая проход.

Но едва я сбивчиво нарисовал ему картину общежитского погрома, он, хватая с вешалки спортивную куртку и вбивая ноги в кроссовки, отдал совершенно противоположную команду:

– Быстро уходим.

Пока уходили меж домашних сосен вглубь леса, сумел понять тревогу спецназовца: он не желал, чтобы погром повторился и здесь, у приютившей его женщины.

– Но как они вычислили, как вычислили? – единственное, чему не переставал на бегу удивляться комбриг. – Ты никому не говорил обо мне?

– Абсолютно нет. Только в новой редакции.

– Какой новой?

– Ну, где очерк о тебе напечатали.

– Странно.

– Вот и я ломаю голову: откуда? Потому сразу сюда. Вениамин Витальевич даже машину давал…

– Кто? – резко остановился комбриг.

– Да появился один знакомый, предложил новую работу. Как раз хотел тебе рассказать…

– Он толстый, вечно потеющий? – продолжал допытываться спецназовец.

– А ты что, знаешь его?

– Ты сказал, куда едешь? – не обратил внимания на мой вопрос Заремба.

– Да. Сюда.

И тут Заремба захохотал. Это был нервный смех, возникающий, когда узнаешь причины творившегося вокруг тебя шабаша. И оказываются они совершенно иными, чем предполагал. Такой смех прерывается столь же внезапно, как и возникает, и мне оставалось лишь чуть-чуть подождать, чтобы тайна раскрылась и для меня. Хотя начинал понимать: меня покупали не на журнал и глаз положили не на мое золотое перо. Меня тянули как живца? На Зарембу?!

Подполковник уже не смеялся. Он просматривал лес, продолжая о чем-то лихорадочно думать. Зная спецназовца, мог отдать голову на отсечение: его заботила не собственная жизнь и даже не моя – его мысли занимала лишь Катя. Ее безопасность.

– Они уже здесь, – пока еще не нюхом почувствовал, а логически вывел аксиому Заремба. И, как ни прискорбно, подтвердил мои опасения: – Вениамин Витальевич – это тот кремлевец, что посылал группу в Чечню. На чьей совести гибель ребят. Номер машины не знаешь?

– Откуда. Я же отказался.

Спецназовец с сожалением вздохнул. Невольно получалось, что моя стеснительность обернулась если не во вред, то и не во благо. И я, все-таки я привел убийц к комнате тридцать три. Почему не почувствовал фальшь в том пристальном интересе, что проявили ко мне издатели? Как же, гений! Кто еще желает бесплатного сыра? Я копался в себе, а спецназовец думал о ситуации.

– Те, кого послали вослед, тебя наверняка знают, – перешел он на шепот. – Сейчас выйдешь из леса, застегивая ширинку. И начинаешь бродить вокруг домов. Потом возвращаешься к автостоянке. Я постоянно буду рядом. Пусть они зафиксируют нас. А мы – их. Вперед.

Меня снова бросали в качестве блесны, приманки, живца. Гордиться или пасть духом?