Чеченский бумеранг

И вновь через спутник, через нужные цифры и миллиард отсеенных людей к нам вернулось испуганное дыхание потливого знакомца. В это время я сам вытащил платок, и мы улыбнулись, живо представив подобную картину на другом конце сигнала.

– Выбор один: остаться жить самому или назвать человека, который держит тебя в страхе и зависимости, – подтолкнул разведчик собеседника к нужному решению. – Чеченские документы у меня, гибель отряда на вас, так что решай. Даю тридцать секунд.

И приложил часы к кожаной обертке. А я перевел дух. Я даже воспрянул духом: в самом деле, аварий ныне на дорогах – тысячи, а на иномарки милиция сама имеет зуб. И никогда не станет себе в нагрузку копаться в причинах крушения, жечь бензин в поисках свидетелей. А солнце клонится к закату, приближая спасительную темноту и торопясь сделать трагедию событием вчерашнего дня. Который уже не греет и не светит. Заремба прав и в главном: они ведь ехали убивать нас. И угрызениями совести вряд ли бы мучились. Напротив, слюнявили бы доллары, подсчитывая выручку.

Бдительнее нас оказался Веничка. Он следил за секундной стрелкой и, опережая тридцатый ее прыжок, без напоминаний сделал выбор:

– Я скажу: Павел Сергеевич.

– Быстро: где работает, телефоны? – Заремба как бы не по телефону разговаривал, а словно перед ним стояла его десантная бригада и он, полновластный хозяин сотен солдатских судеб, уточнял малейшие детали при постановке боевой задачи.

Разведчик вытащил авторучку, свернутый квадратик какой-то старой записки и приготовился писать. Трубку прижал плечом, и ответ Вениамина Витальевича услышать не удалось.

– А теперь расходимся, – неожиданно решил комбриг, исхитрившись вместить новые данные меж старых записей. Я не желал отрываться от него, мне психологически трудно оказалось остаться наедине с переживаниями, но подполковник безоговорочно выставил ладонь: – Я возвращаюсь. А ты ничего не знаешь и не видел. Мы доехали с тобой до станции и расстались.

– Где я тебя найду? Где капитаны?

– В Чечне. Я на днях улетаю туда же.

– Тебе мало… – начал я выученную назубок песню.

– Мало, – спокойно перебил Заремба. – Как думаешь, мы должны там все когда-то закончить?

Вопрос, на который вместо ответа опускаешь руки и ради исполнения соглашаешься с любым условием. В принципе, запрещенный прием среди друзей. Но неужели на Кавказе и вправду возможно поставить точку? Что за операция готовится? Заремба в ерунде участвовать не станет.

– Хорошо. Но завтра мы должны встретиться, – выдвинул я встречное условие комбригу. Повторяя его, выставил ладонь, отвергая возражения: – У меня завтра встреча с Вениамином Витальевичем. Думаю, он постарается что-то узнать от меня. А я – от него.

– Только осторожнее. Ты ничего не знаешь. Играй лоха. Про меня скажи, что поехал в Нарофоминск к друзьям, там десантный полк стоит. А мы… Где и в какое время у вас встреча?

– Бар Дома журналистов, четырнадцать ноль-ноль.

– Там увидимся.

– За мной могут следить. Я для них та ниточка, которая может привести к тебе.

– Вениамину Витальевичу дороже его жизнь, – не согласился комбриг и посмотрел на часы. – Все. До завтра.

Вне сомнения, он возвращался к Кате, не желая больше исчезать из жизни людей стремительно и необъяснимо для них.

А мой путь лежал домой. В осиротевшее без жены и дочек жилище, где не с кем посоветоваться. Как они там, на югах, без меня? Вернутся, а папаша за решеткой под следствием…

Как ни отгонял подобные мысли, они далеко не отходили, вращались вокруг да около, готовые по первому намеку выдавить из моего окружения оправдания. Благо, электричка закупорила меня в своем пенальном пространстве и не позволяла сделать ни шага в сторону от наезженной колеи, от версии спецназовца: да, я ничего не знаю и не видел. А чтобы подтвердить это, с первого же телефона-автомата набрал номер Венички.

Как он мне обрадовался. Как испугался при этом!

– Ой? Да? Это вы? Что?

Его суетливая скороговорка, как ни странно, придала уверенности. Вениамин Витальевич, хотелось полагать, пока не сообщил своему шефу о разговоре с Зарембой и о судьбе посланных по следу нукеров. И вряд ли доложит. Для него лучше получить официальную весть из милиции о случайной аварии, чем личный доклад о проигрыше спецназовцу. Затаился, ждет моей реакции…

– Все нормально. Правда, Заремба торопился в Нарофоминск, к десантникам, поэтому не обо всем переговорили. Но дело поправимое.

– А… а завтра мы встречаемся?

– Как и договорились. Спокойной ночи.

– Спокойной, – безнадежно пожелал не мне, естественно, а себе Веничка.

Не знаю, как он спал эту ночь, но мне она далась нелегко. Я вновь и вновь мысленно хватал бревно, несся с ним к машине, бил лобовое стекло. И хотя точно помнил, что не видел лиц пассажиров, представлял их переполненные ужасом глаза. Но самое страшное, стал поворачиваться менее привлекательной стороной Заремба. Понимал, что он наносил упреждающий удар и, по большому счету, спасал меня и Катю. Но если бы на нас напали первые! А мы защищались… Хотелось благородства?