Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне

Добив остатки, Миша снова убрал бутылку под кровать. Костя понял, что вопрос решён, осталось чутка «лизнуть»:

— Вот поэтому, Анатольич, я к тебе и пришел… Чтобы все более или менее официально было, не леваком. Да и к тому же, если этот «чех», ну который на совещания ходит, увидит, что вопрос через тебя решался, скажет своим, чтоб с ума не сходили, — с горячей убеждённостью выпалил Катаев, хотя совсем не был уверен в этом.

— Жоганюка курсуем? — деловито поинтересовался Кутузов.

Костя еле сдержал улыбку — Миша, очевидно, решил «побородить» своего начальника.

— Анатольич, сам решай… Но моё мнение, не стоит, вдруг что не так срастётся, опять крайними окажемся.

— Согласен… — Кутузов, с помощью зажигалки, сковырнул пробку с новой бутылки. Искоса посмотрел на Лаврикова: — А ты и не слышал ничего…

— Конечно. Я записывал, — хохотнул тот, — потом послушать дам.

— Ну, когда вопрос-то провентилируешь? — снова обратился Костя к Кутузову.

— Так… — забарабанил Миша по горлышку бутылки пальцами, — ага… послезавтра в прокуратуре снова совещание по особо тяжким, — Значит, он стопроцентно приедет… Можно, конечно, и завтра к ним махнуть…

— А если не будет его? — Костя поднялся с койки, — давай рисковать не будем, спокойно послезавтра дождёмся…

— Погоди… — Миша тоже встал и вышел на середину комнаты, — а мне-то кассету покажите?

— Вечером занесу, идёт?

— Идёт… — Миша отсалютовал Косте бутылкой, — не прощаемся.

Утро следующего дня ознаменовалось оперативным совещанием при Жоганюке. Зарядившись в Ханкале энергией, поддержкой и информацией он с ходу принялся «драть» оперов. Размявшись по поводу внешнего вида, в частности, отсутствия однообразия формы одежды, и неспортивного поведения капитана Гапасько (пару дней назад тот угрожал физической расправой начальнику штаба Калугину, в очередной раз пытавшемуся изъять видеомагнитофон), Николай Иванович перешёл к основной теме:

— Есть какие-нибудь подвижки в деле о нападении на опергруппу? — взвился он вороном над собравшимися, — Информация? Мысли? Предположения на худой конец?

Все угрюмо молчали. Миша Кутузов как-то астрально пристроился к парящему над грешной землёй полковнику и строго посматривал на кислый личный состав.

— Хорошо… — ушёл на «ленинский» прищур Жоганюк, — а как отрабатываются сообщения от «смежников»?

— А никак, товарищ полковник, — кашлянув в кулак, озвучил общее мнение Катаев, — проверили четыре адреса, три из них пустышки, а одного вообще в природе нету…

— Ты хочешь сказать, что нам дают дерьмо, а не информацию? Я тебя правильно понял? — Николай Иванович вцепился в единственного оппонента.

— Я только констатирую факты, товарищ полковник… не более.

— Ты пытаешься свалить вину на других… Это у вас, — он невротично потыкал пальцем в сторону сидящих по смене оперов, — общая позиция?! Что сделано за эти десять дней «особых полномочий»?! Вы, по-моему, используете это только для того, чтобы уклоняться от участия в спецоперациях в зачистках и общевойсковых мероприятиях!

— Я что-то не понял… — тихо, сжимая кулаки и багровея, произнёс Рябинин, посмотрев полковнику в глаза, — вы нас что, в трусости обвиняете?..

Слегка стушевавшись, но, не теряя апломба, владеющего ситуацией босса, Жоганюк продолжил:

— Вас пока никто ни в чём не обвиняет, но в настоящее время дело о нападении на опергруппу стоит на месте. Ничего вразумительного мне никто из вас сказать не может… Что ж…

Он вздохнул, выдерживая мхатовскую паузу и, сопроводив её взглядом старого мудрого хирурга после пятичасовой удачной операции, выдал «сенсационное» сообщение:

— В нападении на наш УАЗик участвовали «Стингер» и «Сейфулла». Информация железобетонная… Так что…

По всей видимости, Николай Иванович планировал закончить фразу словами: «не обессудьте», но, чувствуя, что его как-то неправильно воспринимают, осёкся:

Если Катаев и Рябинин ещё смогли удержать на своих лицах выражение невозмутимости, то Бескудников расплылся в наглой ухмылке. Озвученное вчера предположение о «тройном» агенте, сегодня приобрело абсолютно конкретное подтверждение. Поняв, что по какой-то причине подчинённые с иронией относятся к его гиперинформации, полковник сорвался на «давящего лыбу» Беса:

— Я сказал смешные вещи!? А, может быть, у вас есть какие-то возражения?! Ну, я слушаю! Говорите!

— Да, упаси Бог, товарищ полковник, — с деланной ленцой ответил Бескудников, продолжая сидеть, закинув ногу за ногу, чем разозлил Жоганюка ещё больше:

— В таком случае уберите свои идиотские улыбочки и слушайте старшего по званию! — несвежая шея пошла пятнами, — Я двадцать два года на оперативной работе и любому из вас могу показать как надо работать! Вам ясно?!

Крылья носа трепетали, рот зло кривился, прокуренный палец полковника вытянулся в грудь борзеющему оперу.

Бескудников, не меняя позы, спокойно, с расстановкой, глядя своему визави в глаза, произнёс:

— Товарищ полковник… я всего двенадцать лет проработал в уголовном розыске города… Города… — он подчеркнул это слово, — и серийные кражи поросят в селе Вынога я раскрывать не умею и, наверное, уже и не научусь…