Читаем Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне полностью

Костя и Сергей переглянулись и пошли через площадь. Пространство перед зданиями прокуратуры и комендатуры жило своей жизнью и никто не обращал на них внимания.

Справа, на «змейке» перед воротами тусили постовые и «комендачи», на крыльце курили двое прокурорских, на крыше, и за рулём ЗУ восседал, лениво развалившись, боец в скособоченной каске. У палаток мерно шла небойкая торговлишка, на дальнем конце торгового ряда дымил мангал. Поднырнув под паруса разноцветных полотенец, опера увидели сидящего на корточках Тимура.

— Здравие жэлаю, — приложил он к козырьку бейсболки два пальца.

— Здорово, — Костя с Сергеем поочерёдно пожали протянутую руку. Отдалённо ладошка Тимура напоминала скумбрию. Они отошли немного вглубь, к зарослям ивняка.

— Есть чего? — нетерпеливо спросил, обходя кавказские условности про дела и здоровье, Катаев.

— Да вот, по той же цене, — достал из кармана «пакет», сложенный несколько раз листок бумаги — Тимур.

— Ты во мне, что торчка разглядел? — стараясь говорить спокойно, но, не реагируя на протянутую руку, бросил Костя.

Тимур улыбнулся одними губами:

— Какой ты рэзкий… Дури купи… Там всё написано…

Сергей врубился быстрее:

— Триста?

И, дождавшись утвердительного кивка, протянул три сторублёвки.

— Всё здесь? — на порядок миролюбивее спросил Костя.

— Почти… Чэго там нэт, сейчас скажу и условие моё…

Рябинин, повертев в руках «пакет», не разворачивая, сунул его в карман.

Не сговариваясь, уже попятнаные одной темой, все трое присели на корточки.

Подняв с земли ивовый прутик, Тимур, соскабливая с кроссовок комочки грязи, выдал информацию.

— В Хатуни, карочэ, есть два ваххабиста, — он усмехнулся, — Турпал и Саламбек… Лэт по двадцать им… Когда вторая война началась, родня их отправила в Баку, карочэ, вроде в институт… Там дядя у кого-то… Балыиой чэловэк. Они в Баку в какой-то центр исламский паступили. Чэго дэлали там я нэ знаю, но нэдавно вэрнулись сюда. Я угощал их нэмного… Потом они накурились, карочэ, давай хвастать… Про эмиров, стволы у них гдэ-то закопаны, связь, кароч, есть… Эмира ждут какого-то, в общем… Машина у них есть… Вот, и…

— Какая? — притормозил его Серёга.

— А? Сэмёрка, новая…

— БМВ? — шутки ради уточнил Костя.

— He-а, наша… — не понял юмора Тимур, — в Махачкале брали… Эт-та, кароч, у них там постоянно «Стэчкин» и «эфка».

— За ними есть что? — отбросив игривый тон, серьёзней вцепился в информатора Катаев.

— Этого, клянусь, не знаю… Далжно быть… На листке, кароч, фамилии их и номер машины. Они послезавтра в город поедут, на базар… Можэте их хапнуть…

— А тебе бак авиационного бензина?

И Катаев, и Рябинин знали, что в его мире ничего просто так не делается, поэтому на вопрос Кости, глаза Тимура пыхнули натуральным интересом:

— He-а… Кароч, дайте слово. Стэчкин мнэ отдадите…

— А зачем тебе ствол ты ж не ваххабист? — закинул ему Костя.

— Так этих пид… сов знаешь сколька кругом? Мынэ вэдь тож жить ахота…

Прутик сломался в руках парня. Он в упор в глаза посмотрел на Катаева:

— Ну что, слово офицэра дашь?

Уголок его рта на секунду сполз в сторону, делая лицо ассиметричным, словно оскаливаясь. Но тут же вернулся обратно. Костю на секунду посетило чувство неуверенности, но тут же испарилось. Кадр для будущей работы был интересный.

— Слово даю, — улавливая боковым зрением, одобрительный кивок Рябинина, сказал Костя, — но только при условии, что ты не наплел…

— Я магу пошутить, Костя, но никогда не вру, — Тимур достал из заднего кармана джинсов ещё один вдвое сложенный лист бумаги, — вот там я пошутил, а здэсь, кароч, всё правильно.

И протянул его Катаеву.

Опера поняли, начни они менжеваться или, наоборот, мгновенно соглашаться, Тимур, как детектор лжи, сделал бы свои выводы — осталась у них лишь первая бумажка. Значит, они вели себя правильно.

— А как словимся, если у нас всё срастётся? — на этот раз, Костя развернул бумажку и, мельком глянув, засунул в карман.

— К Залпе подходите каждый день… Полотенца щупать, она скажет чего и как.

— Бензина-то надо? — прощаясь, вспомнил Рябинин о насущном.

— Я не на своей сегодня, а чужую не хачу заправлять… Потом…

Тимур надвинул кепку практически на нос и, в обход ивняка, ушел в сторону Староремесленного шоссе.

— Веришь ему? — спросил Костя Сергея, когда преодолев завесу полотенец, они выбрались на площадь.

— Сам же говорил за него… Бизнес-херизнес. Ну так-то Стечкин для них железная мотивация…

— У кого появляется АПС вырастает член на десять сантиметров. Как у этого, как его… Стингера, — зло пошутил Костя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее