Читаем Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне полностью

А утром, ещё до планёрки-поверки, к Рябинину приехал Сулейман и сообщил, что родня задержанных к обмену готова.

Долг красен платежом. Зайдя в импровизированный спортзал, сооружённый омоновцами в одном из складов, пользуясь тем, что в утренние часы спортсменов нет, Катаев подошёл к старому, изодранному боксёрскому мешку, валяющемуся в углу и развязал затягивающие шнурки. Рука, прорвавшись сквозь требуху внутренностей нащупала тяжёлый свёрток. Вытащив его оттуда, Костя развернул грязную тряпку. Матово блеснувшее воронение магически притягивало взгляд. Катаев ещё раз, тщательно протёр поверхность оружия и запаковал его в специально прихваченный, непрозрачный полиэтиленовый пакет.

Хаос противоречий, царивший в голове из-за того, что придётся сделать, уткнулся в оправдательный тупичок:

«В конце концов жизнь двух солдатиков этого стоит…».

Стараясь более ни о чём не думать, он быстрым шагом вышел из спортзала и пошёл к воротам.

— Залпа! Привет! — панибратски, скрывая трясучку, почти вплотную подойдя, обратился он к женщине.

Та, повернувшись к нему, отступила назад и как в первый раз, не мигая, смотрела затравленной волчицей. Очевидно, она только что пришла на рынок, под прилавком стояли баулы, и товар ещё не был развешен.

— Тимура нет? — не церемонясь спросил Костя.

— Нэт, пока… — немного растерялась Залпа.

Катаев обошёл прилавок, зыркнул вправо-влево и, убедившись, что никто не смотрит в их сторону, вытащил свёрток из-за пазухи. Резким движением сунул его в баул, стоящий под прилавком.

— Привет ему передавай!

И не оглядываясь, быстро пошагал обратно. На душе повисла тряпка абстрактной унавоженной жижицы.

* * *

— Где тебя носит-то? — вопросом встретил вошедшего на кухню Костю, сидящий во главе стола, Рябинин. Тут же присутствовал практически весь личный состав.

— В Караганде! — грубо ответил Костя и прошёл к своему месту.

Все удивлённо посмотрели на обычно улыбчивого, Катаева.

— Отдал? — понял причину его раздражения Рябинин.

— Отдал, — отходя и жалея о срыве, ответил Костя, налив в кружку остатки гуманитарной минералки.

— Ладно… Короче, тоже послушай, — продолжил, видимо прерванный Костей разговор, Сергей, — сейчас рассаживаемся по машинам, берём Турпала и Саламбека, везём их к Сулейману. В доме у него оставляем и обратно…

— А он не шваркнет? — вставил Бескудников.

— Нет, — коротко ответил Рябинин. — Продолжим… Скорей всего «стрелку» забьют на завтра-послезавтра, сообщат место передачи. Возьмём ОМОН, нет, лучше «Визирей» и сгоняем… Всё просто.

Серёга окинул взглядом всех присутствующих рыцарей прямоугольного стола. Те, в свою очередь, понимали, что простота изложенного не всегда соответствует действительности.

— Я дежурю сегодня, — обозначился Кочур.

— И я… — поднял руку, сидящий на самом конце скамьи, Липатов.

— Если есть желание прокатиться в Гудер, я могу подменить, — ни к кому конкретно не обращаясь, сказал Катаев.

— Костян, брось, гонево это, — положил руку ему на плечо Долгов, — ты, сейчас, что вечным дежурным решил заделаться?

Никто не улыбнулся.

Кочур, ближе всех сидящий к Косте, сказал:

— Давай поезжай, ты после Серёги второй человек в этой теме…

— Череповецкими будем доукомплектовываться? — прикинув количество свободных мест, спросил Рябинин, — а то нас пятеро всего… Капуста, кстати, неизвестно вернётся ли ещё с госпиталя?

— Может домой захочет, — поддакнул Гапасько.

— He-а, этот вернётся, — улыбнулся Бес, — чешежопица у него в постоянку…

— Ладно… К Луковцу надо идти, — продолжил планирование Рябинин, — одну машину ОМОНом забивать. Всё, собирайтесь по-тихому. Костян, сгоняй к Кутузычу, залепи его, мол, в город, на «стрелочку» надо…

— А если не залепится? — к Косте всё ещё не вернулась, после вчерашних смертей, присущая ему изящная наглость.

— Скажи, что по нашему УАЗику встреча…

— Ага, он на «хвоста» упадёт сразу, не знаешь что ли… — Костя почесал переломанный нос, — ладно, я ему про наркоту задвину, он один хрен героин от стирального порошка не отличит.

Костя встал и первым вышел из кухни. За ним по своим пунктам плана разошлись остальные.

К Мише Кутузову, в целом, Костя никаких отрицательных эмоций не испытывал. Пока ехали в поезде, как-то даже наладили отношения, но приезду, майор дистанцировался, но не насовсем, а вроде, как и нашим и вашим. Мог зайти в кубрик, по-свойски побазарить, засадить стакан, но в тоже время излишне преданно «тряс гривой» перед Жоганюком. Что, естественно, к доверию со стороны оперов не располагало. Вот и сейчас, когда Костя зашёл в их, с Лавриковым отдельную комнату, Миша чересчур приветливо и улыбчиво, хотя чего радоваться-то — у тебя опера «зажмурили», встретил Катаева:

— О, Константин! Заходи, дорогой. Чайку? Коньячку?

Костя сел на кособокую табуретку-самопал, посмотрел на заваленную каким-то радиобарахлом кровать Лаврикова и спросил:

— Спасибо, не пью с утра… А где Саня-то?

— В штабе кабеля прокладывает… Сегодня же, вроде, наших-то задержанных «нагоняют», вот он и решил пока камеры пустые «насекомых»[31] на «стационар»[32] влепить…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее