Читаем Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне полностью

— Слышь, Серый, я думаю как бы нам не нажраться… А то мало ли что…

— Хорош уже, загоняться… Всё ровно должно быть… Я через раз пью, ты вообще не пей, если не хочешь.

— Давай лучше сделаем так: я сейчас спать пойду. Вы всё равно пока бухать будете, потом меня разбудите, когда спать пойдёте, а я на охрану встану до утра.

— Вариант… — Рябинин пригладил волосы на голосе, — иди тогда дрыхни… Саня Долгов тоже скоро, по-моему, двинет… Бес, понятно, в своей стихии… До усрачки жрать будет…

— Ну, нормально, разбудить не забудьте, — Катаев и Рябинин подошли к столу. Сергей сел, а Костя помахал рукой:

— Бай-бай… Парни, я на боковую, много не пейте, кошмары сниться будут.

— Ты куда? — Бес только вошёл во вкус и не хотел терять ощущение праздника.

— Я покемарить, Серёга, вон, объяснит…

Рябинин протянул стопку к Али:

— Наливай, Али… Бес, много текста, потом объясню…

В доме Костя прошёлся по комнатам, выбирая из тактических соображений наиболее удобную. Остановив свой выбор на той, которая при входе справа, он залез на кровать, не расстилаясь и не снимая кроссовок. Бронник бросил около стенки, автомат положил под руку вдоль тела, разгрузка нашла своё место в ногах. Прикинув для себя действия, в случае появления незваных гостей со стороны двери (окон в комнате не было, что и определило выбор), Костя пару раз отработал резкий подъём.

Нормально, подумалось ему и постепенно, под голоса во дворе, провалился в сон.

* * *

Всхлип-вскрик пружиной подбросил Катаева на кровати. Темнота южной ночи не давала возможности видеть, но в её тишине отчётливо слышались любые звуки. Костя, толком не проснувшись, но, уже схватив автомат руками, стоял на одном колене, вжавшись в стену комнаты. Невнятное сопение-бормотание и шорохи, явственно издаваемые шевелящимся телом по полу, всколыхнули кривую сердцебиения до пика: Режут!!! Забилось в голове, кто же дежурит?!

Уперев приклад в плечо и подобравшись, старлей приготовился к прорыву любой ценой, как вдруг раскатистый храп пьяного в корень человека, растерзал ночную тишину.

— Тьфу, бл… ь! — в сердцах сплюнул Костя.

С всё ещё с неунявшимся сердцем и автоматом наизготовку, осторожно вышел в гостиную.

Прямо на полу в позе морской звезды с комком камуфляжа под головой, спал Али. Это он во сне вскрикивал, сопел и ворочался. На диване, закинув голову, с открытым ртом безмятежно всхрапывал Бескудников.

В темноте тускло мерцал экран потухшего телевизора, кассета, видимо, закончилась и видеомагнитофон отключился. На полу около дивана лежала опорожнённая бутылка, громоздились стаканы, и стояла тарелка с еле угадываемыми на дне кружочками огурца. В атмосфере «гостиной» витал устойчивый выхлоп сивухи. Иллюзия летней дачи исчезла — засветила перспектива притона.

Аккуратно переступив через вытянутые ноги чеченца, стараясь не задеть посуду, Костя прошёл в соседнюю комнату. Мирная картина сонного царства повторилась и там. На разложенном матрасе калачиком свернулся Долгов. Снятые «гады» интимно стояли около лица, застенчиво повернувшись носками внутрь. На кровати, лёжа на животе, тихо посапывал Рябинин. За окном густела ночь, и стрекотали цикады. Идиллическая картина была незавершённой — аромат вишнёвого сада, проникая в дом, вступал в неравную схватку с «настоящими» мужскими ароматами и проигрывал.

— Серёга! — шёпотом позвал Костя, коснувшись плеча Рябинина. — Слышь!

Никакой реакции. Немудрено, если учесть, что за стенкой храп Беса, сливаясь со стенаниями Али, не влиял на спокойствие и глубину сна мужественных парней из уголовного розыска.

Растолкав наконец Сергея, Костя, эмоционально, жестами и мимикой возопил:

— Какого хера?!

Рябинин провёл ладонями по лицу, стирая остатки сна и, посмотрев на рамку окна, на спящего Долгова, встал с кровати.

— Можешь спать, я теперь точно не усну, — Костя повернулся к выходу, — выставлюсь часовым.

— Погоди… Я тоже сейчас выйду, — Рябинин шнуровал ботинки.

Костя, крадучись прошёл к забору. Попробовав его в разных местах на прочность. Затем зашёл за дом, вперившись взглядом в белеющие кляксы вишнёвых деревьев. Ничего подозрительного не разглядев, вернулся к крыльцу. В ходе передвижений обратил внимание, что посуда исчезла и никаких следов бурного застолья не замечено. Значит убрали.

Рябинин вышел на крыльцо, держа в одной руке автомат, в другой бутылку с водой, к которой тут же приложился.

— Серый, почему меня не разбудили-то? — Всем своим видом выражая недовольство, подошёл к нему Костя.

— Хрен знает, — Сергей поставил опустошённую бутылку на крыльцо, — я уходил, они ещё пили, Али вроде за третьей пошёл, я обоим сказал и Бесу, и Сане, чтобы разбудили, когда спать пойдут, а они, видать, так упились, что забыли про всё.

— Я когда их крики сонные услыхал, подумал, что головы от тела отделяют, — Костя с улыбкой вспомнил своё пробуждение, — в штаны чуть не навалил со страху…

— Время-то сколько? — зевнул Рябинин.

— Без пятнадцати четыре, — не глядя на часы, ответил Катаев. Он только что сверялся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее