Читаем Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне полностью

Бес открыл было рот пожаловаться, но Серёга его опередил:

— Нормально… У тебя как?

— У мэня всэгда ныштяк, — срифмовал Али в ответ, — мы с отцом выезжаем, вы как? Апреэдэлились?

— Мы выедем с вами, нам ещё в местный отдел заехать надо отметиться, — Рябинин встал из-за стола, за ним поднялись остальные, — в принципе готовы уже, а по времени с Сулейманом мы договорились…

— Ну, тогда пайдём…

— Сейчас в кольчужку обрядимся…

Али, подождав, когда опера, надев амуницию, выйдут из дома, посетовал:

— Э-эх, вот бы наладилось всё быстрой., приехали бы в гости, бэз этих броников-мроников. У нас такие мэста…

— Вот закончится война, добьём мы белых, — отшутился Костя.

— Когда она ужэ закончится… — вздохнул Али.

Прозвучало это абсолютно естественно и настолько искренне, что Костя сразу и безоговорочно поверил в желание этого громилы зажить нормальной человеческой жизнью. В атмосфере тотального неверия это показалось неуместным, но, пока они все вместе шли к УАЗу, Костя так и не смог найти в словах чеченца интонаций фальши или лукавства.

К грузившимся в машину операм, вышел Сулейман. Приветливо махнув всем рукой, он отозвал Рябинина в сторону. Несколько минут ушло на разговор и они разошлись, — Сулейман в дом, Рябинин за руль.

На выезде, Костя, открыв дверцу, отмахнул, раскрывающему ворота, Али:

— Не прощаемся!

В ответ получил мужественную чеченскую улыбку и помахивание ладонью в манере членов Политбюро ЦК КПСС.

— Чего тебе Сулейман нашептал? — хлопнув дверцей, повернулся Катаев к Рябинину.

— Так… Переживает за нас, типа, говорит, повнимательней, посматривайте. Он думает, что мы вчетвером на обмене будем, я ему про «Визирей»-то не сказал… — уверенно маневрируя по разбитой дороге, ответил Сергей — говорит, мол, на всякий случай ещё бы пара машин не помешала…

— Хм… И что сейчас?

— Сейчас едем к «Визирям», определимся и на позиции.

— Понятно…

Катаев, скатав кепку в трубочку, сунул её под голову:

— Я посплю немного, пока до блока едем.

— Если заснёшь… — выхватив колесом очередную яму, сказал Рябинин.

— Через семь минут проснусь, засекай, — Костя умел настраивать свой организм.

На Джалкинском блокпосту, спрятавшись за буйным кустарником и рядком тополей, в полной боевой готовности оперов ожидали два БТРа с бойцами «Визиря».

Офицеры, Андрей и Алексей, встретив УАЗ отошли с операми в сторону.

— Ну, какие — дела? — Алексей находился в отличном расположении духа, чему явно способствовал начинающийся солнечный день.

— Схема такая, — начал Рябинин, — где-то часов в десять мы выставляется около заправки, тут на старой дороге есть, заброшенная…

— Есть такая, — согласно кивнул Андрей.

— Ага… Мы там ждём пока не привезут, — продолжил Рябинин. — Вроде вся схема…

— Нам где выставляться? — спросил Алексей, — с вами, на заправке?

— Вот тут и надо покубатурить, — сказал Костя, — с одной стороны у Серёги с Сулейманом доверие имеется и элементы сомнения, вроде как ни к чему, а с другой, — он посмотрел на Сергея, — тот и сам просил поаккуратней и намекал, чтобы народу побольше было…

— В принципе можно одну коробочку на заправку поставить, — неуверенно пожал плечами Сергей, — ну для подстраховки… Хотя мы дома у него ночевали, сто раз мог бы уже слить.

— Есть другое предположение, — Лёха присел на корточки и, вытащив из разгрузки нож, лезвием разровнял квадратик земли, — Смотрите… Вот дорога, вот заправка, — он схематично сделал набросок местности, — со стороны заправки какие-то кусты идут и тополя в ряд. За ними поле, трава по пояс. Мы с утречка проскочили, посмотрели… С другой стороны дороги, как раз напротив заправки такое же поле, но видать ещё с первой войны, капониры остались все в лопухах и репейнике.

— Секреты выставить хочешь? — Андрей мыслил с Лёхой на одной волне.

Опера, сидя кружком, ожидали предложений.

— Ну, типа того, — продолжил Алексей свои зарисовки, — мы проскакиваем по дороге, дальше сапёров высаживаем у заправки. Они смотрят её, мы уходим дальше, чтоб не отсвечивать. Проверили — откричались — мы обратно их забираем — бойцов на капониры высаживаем… Они залягут, замаскируются. Серый, ты с пацанами своими спокойно подъезжаешь на заправку и ждёшь Сулеймана. Мы на «коробочках» разъезжаемся, ты Андрюха на блок, я в сторону Шали, помнишь, мы там два коровника расхераканных приметили…

— A-а, до села не доезжая? Слева? — своим ножом ткнул в схему Андрей.

— Да-да, километра с полтора… Вот там и заныкаюсь… Как? — уже по всем присутствующим мазнул взглядом спецназовец.

— Так-то нормально, — наморщил лоб Андрей, — если всё тихо, вы пленных забрали и вашего Сулеймана недоверием не оскорбили.

— Согласен, — поддержал его Рябинин, — мы пацанов осмотрим, что почём узнаем, с Сулейманом в дёсны хлопнемся и разъехались.

— Да-а… Мы после этого подъедем, своих заберём из зарослей и вас на базу сопроводим, — закончил Андрей.

— А если проблемы? — подсунул осторожный вопрос Саня Долгов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее