Чеченский этап

– Люди, Степка, в большей своей части, добрые и доверчивые. Вот этой доверчивостью и пользуются дети сатаны. Правдами и неправдами лезут к власти, а завладев ею, рвут зубами каждого, кто им воспротивиться вздумает.

– Вот и тебе теперь остерегаться нужно, Кольша, он тебе не простит.

– Я знаю, не простит, только пока у него руки коротки. На расправу не полезет, мне еще в суде надо будет показания давать. А вот потом… не знаю, готовым надо быть ко всему.

– Думаю, Кольша, через тебя он и всем нам жизню портить будет. Слыхал я, как он заставлял тебя нас записывать. Не отступится он, пока нас в антихристы не впишет, что тогда? Гореть нашим душам в огне!

– Ох ты какой! – удивился Кольша.

– Какой?

– Стойкий за веру.

– Это хорошо или плохо?

– Это хорошо, но слушать надо старших. Староста что сказал? Уступим в малости, а веру и традиции сохраним, коль другого выхода нет.

– Есть другой выход – уйти на севера, к своим, там нас никто не достанет.

Кольша понимал, что это действительно так, там, на Дубчес-реке, и монастыри стоят, и селений много, но он понимал также, что время изменилось и недоступных для власти мест, даже здесь, в бескрайней Сибири, уже нет. Поищут, но все одно достанут и там, а жизни нормальной уже не будет. А он хотел, наконец, зажить спокойно, обстроиться, хозяйство завести, чтоб Варвара детей ему нарожала и была счастлива и довольна своей судьбой. А в бегах постоянных этого всего точно не будет.

– Понимаешь, Степка, вот именно эта земля есть наша родина. Здесь предки наши в земле лежат, и я думаю, ради этого можно поступиться малым, тем более я, к примеру, и Варвара моя, хоть и долго уже в миру жили, веры не утратили. Так что ничего страшного не будет от этих паспортов, душу они нашу не покалечат, отмолим этот грех, и все, – сказав это, Кольша посмотрел на насупившегося Степку.

«Да, с характером парень растет», – подумал он, выходя на тропу к родной деревне.

Участковый Петров

Через неделю в Красноярской тюрьме Шраму предъявили обвинительное заключение, из которого следовало, что он совершил ряд преступлений, в том числе и умышленное убийство двух человек, совершенное с особой жестокостью. При этом следствие ссылалось на показания свидетеля, видевшего, как именно он отдал приказ поджечь чум, в котором, оказывается, были еще живы потерпевшие. Шрам отрицал все, связанное с убийствами, и, естественно, в этом тоже своей вины не признал. Дело было направлено для рассмотрения в суд. Шрам скрежетал зубами, проклиная того мента, который пообещал ему решить вопрос со свидетелем. Теперь не треха за побег, а минимум десятка ему светит. Ничего мент не сделал, гнида. А за косяк ответит, он слово сказал, а за слово отвечать положено. Шрам умел мстить, об этом знали и в ОУН, и в лагере. Переговорив с ворами, Шрам написал письмо Петрову. Оно ушло по этапу, и вскоре участковый его получил. В нем не было имен, ничего конкретного для непосвященного в ситуацию. Никакого компромата, просто просьба заключенного Шрама сообщить о месте захоронения его товарищей по побегу их родственникам. Фамилии родственников и подробное, насколько можно, их местонахождение ему передадут при встрече, когда он позвонит, что приехал в город. В короткой приписке был номер городского телефона, имя Маша и сообщалось, что Бог чистым золотом осыпает души людей за доброту и сострадание, если в этой жизни они делятся со страждущими.

Петров понял сразу, от кого письмо, значить оно могло только одно. Шрам решил-таки передать ему золото старателей, прямо указывая на то, чтобы он помог родственникам погибших в побеге. Почему он так решил, Петров особенно не задумывался, в его голове засело только одно слово – золото. Он, конечно, выполнит просьбу зэка, заберет золото, чтобы оно не пропало, и, возможно, сообщит родственникам погибших о месте захоронения. А насчет поделиться, так он в Бога-то не верит. Атеист он и коммунист, с довоенным стажем, а в тридцать седьмом в партию принимали людей после особой проверки. Не словами, а реальным делом подтверждали они свою преданность идеалам революции и лично ее вождям. Так, выполняя указания партии, он собственными руками жег церкви по енисейским деревням, какой уж тут для него Бог. Нету его и никогда не было. А вот золото есть и будет. Для проверки Петров позвонил по городскому номеру, указанному в письме, ему ответил заспанный женский голос, с явно украинским акцентом. Он объяснил, по какому поводу звонит, и ему ответили, что да, письмо для него принесли и он может его забрать в любое удобное время. Он положил трубку и задумался.