Чеченский народ в Российской империи. Адаптационный период

Влияние чеченцев на терских казаков было заметно в одежде и оружии, во внутреннем убранстве домов, снаружи построенных по русскому образцу, а внутри напоминавших дома горцев. Казаки переняли у соседей плуг и манеру пахать. Влияние горцев сказалось особенно сильно на отношении казаков к женщинам. Гребенцы полюбили чеченцев и охотно вступали с ними в куначеские и брачные отношения[2533]. Казаки переняли у чеченцев их национальный костюм и в своём жаргоне употребляли множество чеченских слов[2534].

В старину не было твёрдой грани между разбойниками и казаками. И те, и другие уходили «на волю», в степи и леса. Вот откуда это множество «людей вольных, гулящих», о которых повествуют летописи; людей без осёдлости, без ограничений хозяйственности, но, тем не менее, кормящихся. Расселение в России было делом истории и свободного оседания: это был процесс иррациональный. Его основа зиждилась на не уравновешенности русского темперамента, на незрелости русского добродушия, по-детски увлекающегося в своих действиях[2535].

Целый ряд особенностей, как внутренней организации казачьего войска, так и его взаимоотношений с Москвой был обусловлен тем, что войско находилось на территории, не входившей в черту Московского государства, что сношения с Москвой были затруднены, что правительство вынуждено было скрывать тот факт, что войско стоит у него на службе и им организовано; а также в силу постоянного опасения, что войско может перейти на службу к другому государству, что не раз и бывало. Некоторые партии донских казаков уходили на службу к литовскому королю, выполняли задание польских королей, служили у персидского шаха, у крымского хана[2536]. Примечательно, что уже в 1690 году появляется войсковая грамота, запрещающая казакам заниматься хлебопашеством на Дону под угрозой смертной казни. Казак-хлебопашец ставил под сомнение свою дееспособность как воина. Он становился сверх меры свободный от власти, обретал экономическую независимость. Это было нечто новое в истории края, и это новое угрожало сложившимся структурам и технологиям власти[2537].

Во главе угла истории русского народа стоит его территориальная экспансия — расселение по обширным пространствам Восточной Европы и Северной Азии, частью пустовавшим, а частью уже занятым раньше другими народами, которые вынуждались вследствие этого жить совместно с пришельцами, а иногда и уходить от них на новые места[2538]. Кавказ стоял каким-то грозным стражем на рубеже двух миров, двух историй, двух разных человечеств, — древнего Азиатского и нового — Европейского и притягивал к себе переселенцев[2539]. Переселенческое движение было связано с потребностью населения в условиях экстенсивного ведения хозяйственной деятельности, по мере разработки земли и её оскудения осваивать новые территории. Социально активная часть людей стремилась к перемещению на новые земли, благо существовавшее пространственно-географическое окружение позволяло это.

С первого появления русских на Тереке, в 1567 году, по мнению Н. Шаврова, «…мы применяли один и тот же метод — подвигаясь вперёд, мы заселяли русскими свой тыл»[2540]. Гребенские казаки были некогда казаками Ермака. Но по распоряжению правительства они ушли с Дона и поселились между горскими народами, на «гребнях»-горах. Затем казаки переселились на правый берег Сунжи. В 1722 году, в бытность императора Петра I в Дербенте, гребенские казаки совершенно покорились законной власти[2541]. Автор сочинения «О Кавказской линии» (1829 г.), командовавший левым флангом её, Иосиф Дебу, сообщал, что «гребенские казаки во время жительства своего (хотя и в малом числе) за Тереком защищаемы были чеченцами, коим вспомоществовали в разбоях». Е. Марков так охарактеризовал гребенцов: «Пластуны (казаки-охотники) — самый страшный народ для Черкеса. Черкеска на пластуне всегда изорвана и измазанная, затасканная папаха по-черкесски небрежно сдвинута на затылок, винтовка вся избитая, перечиненная, связанная верёвочками, заплатанная. Но зато этот замухрышка терпеливо пролежит трое суток в камышах по пояс в воде, высматривая переправу горских наездников»[2542]. Нередко казаками становились лица, ничего общего не имевшие с этим сословием. Так, 16 октября 1829 года Николай I издал указ, по которому «…в казачье войско на Кавказской линии обратить бродяг от 20 до 25 лет с соблюдением правил о годности»[2543]. Для увеличения сил Терского казачества было приказано бродяг, задерживаемых в Кавказской области, в малороссийских, новороссийских и некоторых других губерниях, отдавать в работники на 3 года линейным казакам: по истечении 3-х лет эти работники, если они показали хорошее поведение, должны были зачисляться в казачье сословие. В большинстве случаев попадали в казаки принудительно, по распоряжению государственной власти[2544].