Чеченский народ в Российской империи. Адаптационный период

С.Петин предлагал использовать чеченцев в качестве тайных агентов: «…Чеченцы почитают себя равными всем князьям в мире и не признают над собой никакой власти. Почитаю обязанностью сказать, — отмечал он, — что всякий горец, как бы ни был, он уважаем в своём народе, теряет это уважение и доверие, как скоро начинает действовать согласно с видами нашего правительства. Это, однако — же не означает, чтобы бесполезно было бы брать в конвой императора горцев; многие из них, по возвращению, могут по крайней мере быть употребляемы как тайные агенты»[2519].

В начале XX века на Северо — Восточном Кавказе чеченцы были самым многочисленным этносом, их количество стремительно приближалось к цифре в 300 000 человек[2520]. Причём здесь не учитывались аккинцы, проживавшие на территории Дагестанской области и кисты. Кистами грузины называли ту небольшую часть чеченцев, которые в своё время вынуждены были переселиться на территорию Грузии[2521].

Во второй половине XIX века на плоскости чеченские сёла были большей частью растянуты, обширны. Строения почти все деревянные, одноэтажные, редко в два этажа, с плоскими крышами. Внутри домов было чисто, опрятно и светло[2522]. В горах также было немало красивых домов. Некоторые из них имели земляные крыши, покрытые травой, а большая часть была покрыта черепицей[2523].

После завершения Кавказской войны мужское население переживало под влиянием психологического пресса, смены жизненного уклада, под давлением нужды, переходное, тяжёлое состояние. Бывший лихой наездник всё более и более превращался в землепашца и скотовода[2524]. Чеченец 90-х годов XIX века не так мыслил и чувствовал, как его отец — представитель прежнего поколения 60-х годов, он не того хотел и не к тому стремился[2525]. Молодой чеченец 26 лет писал в 1875 году о сложившемся положении перестройки всей жизни горцев следующее: «Мой отец принадлежал к числу людей, имевших крестьян и мало обращал внимания на чёрную работу, считая её для себя позорною. Теперь подумать некогда о праздных разъездах, иначе семья помрёт с голоду. Позабыв дедовское презрение к чёрному труду, я взялся за этот труд. Обзавёлся несколькими парами волов и лошадей и доставляю баласт на железную дорогу, имею свой кирпичный завод и благоприобретённый дом; пока вкладываю в банк, а там обзаведусь табуном лошадей и баранами. Построил я себе и дом на русский лад. Но я работаю не для своей собственной пользы, приходится работать и на благо своих земляков, которые, скажу между прочим, относятся к моим начинаниям не особенно благодарно»[2526]. Новое поколение горцев было озабоченно мыслью, чтобы в их светлом доме были если не стулья и столы (что тоже не редкость), то хорошие ковры, тюфяки и подушки в шёлковых наволочках, чтобы к столу баранина и другие вкусные снеди подавались почаще, чтобы под черкесской были бельё и шёлковый бешмет. Оружие нужно было самое лучшее, в драгоценной оправе из позолоченного серебра. Для заработка уже были необходимы не шашка и пистолет — орудие отца, а плуг, серп, коса, топор, пара хороших волов, аршин, бумага с пером и чернилами, нужны были другие привычки, другие взгляды на вещи. Диалектические способности применялись уже больше в правительственных учреждениях, на суде, у нотариуса или в лавочке с «красным» товаром[2527].

Казалось, прошло столетие с момента окончания Кавказской войны. «Температура» горской крови значительно понизилась, его горячая натура сделалась более холодной, расчётливой, смотрящей на жизнь с более положительной точки зрения, для него наметились перспективы дальнейшего развития, горец успешно приспосабливался к новым условиям суще ствования[2528].

Безусловно, на кавказцев оказывали влияние те русские люди, которые навсегда остались в крае, сливались с местным населением, начинали жить его жизнью, его нуждами, его радостями и приучали горцев верить в великодушие русского народа, хотя бы и относящегося к иной религии, говорящего на другом языке[2529].

Новые пришельцы, вступая в ущелья сурового Кавказа, как бы отрекались от всего прошлого; на Кавказе искали они лишь свободы, взамен чего подчинялись строгому уставу горской отчуждённой жизни. Всех без разбора Кавказ принимал к себе, но, раз приняв, не выпускал более никогда[2530]. Казаки близко сошлись со своими соседями — чеченцами, в которых видели также своего рода казачество, ту же личную вольность, не терпящую никаких ограничений и стеснении[2531]. Живя долго по соседству с горцами, казаки переняли кавказские обычаи в способах ведения войны, в домашнем и хозяйственном быту. По свидетельствам современников, казак был также «хищен и жесток, как и горец», но не имел при этом того чувства гостеприимства и того страха ответственности, как у горцев. В ночных расправах казака чувствовалась самоуверенная рука хозяина, победителя, а не покорённого[2532]. Привыкшие к боевой жизни, казаки не любили заниматься хозяйством и возлагали обязанность эту на своих жён.