Местное начальство не считало возможным предоставить даже право выбора аульных старшин, так как «не находило достаточных ручательств, чтобы оно не повлекло за собой важных неудобств в деле управления горцами»[513]
. Основу всей политики администрации в горских районах Северного Кавказа составляли формировавшиеся в течении многих десятилетий представления о неполноценности и наличии варварских наклонностей у горских народов, ставшие идеологической подоплёкой воинствующего национализма, оправданием крайнего произвола и жестоких мер против горских народов[514]. Начальник Терской области — генерал-лейтенант Михеев был не лучшего мнения о кавказских туземцах. Он говорил: «В Терской области, с её разноплемённым и склонным к преступности туземным населением, создаются такие условия, при которых усилия администрации направлены главным образом к беспрестанной борьбе с разбоями и грабежами»[515].Администрация поощряла казаков на неограниченный произвол в отношении горцев. Более того, такое представление о горцах давало возможность прикрывать казакам и другим русским свои преступления, сваливая их на потенциальных разбойников и грабителей. Коста Хетагуров писал: «…В поголовном разорении сотен и тысяч ни в чём не повинных семейств из-за одного подозрения, что в их среде скрывается несколько негодяев, может истощиться не только туземное, но и истинно христианское много терпение»[516]
. Административная власть, снабжённая правом утверждать судебные приговоры, не всегда могла точно и строго определить характер действий, признаваемых наказуемыми, в следствии невольно субъективного отношения к явлению, кажущемуся ей опасным или безопасным по административным соображениям. Граф Воронцов-Дашков считал, что «…среди местного населения найдётся вполне достаточно лиц, могущих с достоинством и на пользу правосудия отправлять обязанности присяжных заседателей по делам общеуголовного характера». Наместник осуждал приёмы руссифицирования края, практиковавшееся в течении 25 лет и принесшее, по его мнению противоположные их цели результаты. Он предлагал предоставить региону право свободно развивать свою экономику и духовную сферу на началах самостоятельности, что в свою очередь, по его мнению, должно было привести к теснейшему слиянию Кавказа с центром Российской империи[517].Организация сельского общественного управления на Кавказе, как она сложилась на практике, совершенно не соответствовала идее самоуправления. Образованное по образцу крестьянского управления во внутренней России, кавказское сельское управление совмещало в себе функции как волостного, так и сельского правления. Данные условия превратили старшин и писарей в начальников, бесконтрольных и независимых от сельских обществ. Таким образом в сельском управлении беспрепятственно развивались беззакония, произвол, лихоимство, в ещё более широких размерах, чем в волостных управлениях Европейской России[518]
.