Издавна у чеченцев существовало право исключительного владения родовыми участками земли. В отношении распоряжения землёй одновременно действовали шариат и адат[723]
. Хотя адаты не указывали на наличие частной собственности на землю, с одной стороны, но они содержали информацию о феодальной ренте, что позволяет говорить о фактическом существовании института частной собственности на землю (без юридического оформления в адатных нормах) уже к середине XIX века[724]. Земельная реформа разрушила многовековые традиции. Масштабное перераспределение земель привело к началу капитализации региона, установлению рыночных отношений. Скрытые резервы людей, не задействованные в полной мере ранее из-за хорошего уровня благосостояния, благородного происхождения, в новых условиях выживания начали проявляться особенно активно. Фактически большая часть населения области была уравнена в своих земельных правах, но значительным препятствием в росте их дальнейшего благосостояния являлось общинное землепользование, ликвидация традиционного для Кавказа многочисленного класса частных собственников. Земля передавалась общине. Общинная собственность не могла отчуждаться (не подлежала купле-продаже). Реформы не преобразовали почвенный уклад, не создали слоя мелких собственников, а законсервировали его, сохранили корпоративность. Опорой политической стабильности государства в регионе являлась корпоративность: крестьянская и казачья община, дворянская корпоративная организация. До проведения земельной реформы среди кавказских администраторов существовало мнение, что в Чечне и Ингушетии существует только общинное земельное владение. Но такой вид собственности не требовалось документов, как это было с частным землевладением. Позже, в связи с введением юридического права, чеченские земли стали именоваться «общественными». Российскому правительству, естественно, было выгоднее иметь дело не с частным землевладением в регионе, когда в результате государственной конфискации земель могли начаться судебные разбирательства, а с общественным. Иски общественных организаций к государству не могли рассматриваться в юридическом порядке — вся земля являлась государственной, и общины ею пользовались по «праву временного владения», сроки и условия которого заявлялись государством[725]. Отчуждая частные земельные владения горцев в пользу казны или общины, государство нарушало свои же правовые нормы, установленные для граждан Российской империи.Мелкая земельная собственность в России составляла от 70 до 75 % общей площади владения (1901 год). Земля признавалась не собственностью государства (государственный социализм), а являлась предметом свободного владения, обмена, купли и продажи[726]
. По Своду законов принудительное отчуждение недвижимых имуществ, равно как и временное занятие их, или же установление права участия в пользование ими, когда это было необходимо для какой-либо государственной или общественной цели, допускалось не иначе, как за справедливое вознаграждение[727]. Экспроприация производилась за полное вознаграждение. Правоведы считали, что «…требовать от частных лиц безвозмездной уступки имущества было бы несправедливо, т. к. общеполезное предприятие выполняется в интересах целого общества…»[728]. Закон об экспроприации от 19 мая 1887 года, как и закон 7 июня 1833 года, действовавший ранее, требовал, чтобы все случаи, в которых представлялось необходимым отчуждение недвижимых имуществ, определялись именными высочайшими указами, представленными на высочайшее воззрение через Гос. Совет[729].В 1861 году генерал Евдокимов высказал мысль о том, что земельную реформу следует проводить в административном порядке, «силою власти навязывать её туземному населению». Деятельность земельных комитетов и комиссий, по его мнению, является «пустой тратой времени». Против проекта Евдокимова выступил генерал Святополк-Мирский, который был за немедленное создание в округах Терской области поземельных комиссий. В споре Евдокимова и Святополк — Мирского царь поддержал последнего. В Терской области были созданы окружные комиссии, которые в 1863 году были объединены в одну поземельную комиссию[730]
. На членах межевой комиссии лежала большая нравственная и юридическая ответственность, так как межевая комиссия первая рассматривала все поземельные заявления горцев и решала: дать землю или отнять её. Безусловно, что решение комиссии не могло быть окончательным и необходимо было на правительственном уровне предвидеть вопрос о порядке обжалования её решений инородцами и казной, однако этот важнейший вопрос не был отработан на практике[731].