Впрочем, на протяжении нескольких десятилетий между этими датами Грозный был крупным индустриальным центром, первым в российской, а затем и в советской империи, и уже к 1917 году вторым после одного лишь Баку по производству нефти в России, а фактически и в мире. Нефть направила сюда поток рабочих-мигрантов, главным образом русских, а также привлекла западных предпринимателей и инженеров. Неприметный, отдаленно напоминающий неоготический стиль кирпичный дом на проспекте Победы[15]
(сейчас он лежит в руинах) часто называют зданием, построенным для «английских инженеров»[16], которые приезжали работать на нефтяных промыслах.Однако чеченцы находились главным образом на периферии этого процесса как минимум до 1920-х годов, когда стремительное развитие нефтяных месторождений при советской власти вкупе с ее наступлением на экономическую и социальную жизнь чеченских сёл стали вытягивать или выдавливать многих чеченцев в город. И тем не менее Грозный стал по-настоящему чеченским городом лишь в 1970-х годах, а поскольку этот процесс происходил при советской власти, то не осталось и его архитектурных следов. До 1978 года нигде в Чечено-Ингушетии не разрешалось строить или восстанавливать никаких мечетей, а в Грозном это было запрещено до 1988 года, и поначалу религиозные службы приходилось проводить в приспособленных для этого железнодорожных вагонах.
Когда в конце 1980-х годов началась чеченская национальная революция, единственным в городе формальным местом богослужения и единственным символом старой Российской империи была окрашенная охрой православная церковь, позднее разрушенная во время российской бомбардировки. Как обычно происходило на этнических окраинах России, атеистический советский режим оставил православный храм на своем месте, хотя на большей части Центральной России (Russian heartland) он был бы уничтожен или использовался бы по другому назначению.
Накануне войны, в 1994 году, к этому храму добавилось несколько мечетей. Из них выделялась одна – взмывшая ввысь, но недостроенная, посвященная религиозному и военному вождю XVIII века Шейху Мансуру (ее строительство довольно странным образом началось с десяти тонн кирпича, которые в 1991 году в знак национального примирения подарил мэр Санкт-Петербурга Анатолий Собчак). После 1991 года чеченцы ударились в строительство мечетей, и для чеченских «бизнесменов» – хоть из Грозного, хоть из Москвы – это было одним из способов продемонстрировать свое богатство и привязанность к своим сообществам, а заодно и повысить свой престиж.
В архитектурном плане эти новые мечети часто, на мой взгляд, были очень красивы, но в то же время весьма любопытны – такого стиля я не видел больше нигде в мусульманском мире. Если судить по старинным иллюстрациям, они мало чем напоминают прежние простые беленые чеченские мечети, которые были полностью снесены после сталинской депортации чеченского народа в 1944 году. Эта разница является признаком углубляющейся трансформации в традиционно крайне эгалитарном, основанном на кланах обществе Чечни. Новые мечети часто огромны, причем почти все они построены из красного кирпича. У многих из этих мечетей вместо традиционных минаретов присутствуют устремленные вверх башни, иногда оснащенные зубчатыми стенами или часами. Внешнее убранство и форма окон обычно более или менее «мусульманские», но в целом эти мечети оставляют скорее «неоготическое» впечатление – что, видимо, закономерно, ведь они были построены «бизнесменами», которых по характеру и выполняемой ими роли можно в определенном смысле назвать «самозваными феодалами» (bastard feudal).
В действительности такой эффект, возможно, задумывали сами архитекторы – по крайней мере бессознательно. Облик этих мечетей очень напоминает похожие на замки дома рядовой застройки с их зубчатыми стенами и огромными изогнутыми лоджиями: такие дома до войны «бизнесмены» строили во всех чеченских сёлах и городах. Одного чеченского приятеля я спросил, не является ли этот стиль «неочеченским». «Нет, скорее неоанглийским, – ответил он вполне серьезно. – Разве не в таких домах живут английские лорды? По крайней мере такое представление об Англии нам всегда преподносилось в советские времена».
В таком случае это определенно был бы один из наиболее причудливых фактов в истории архитектуры: стиль, созданный в XIX веке для английских христианских церквей и общественных монументов, ставший в России еще до большевистской революции своеобразным стереотипом об Англии, затем будто окаменевший при коммунистах, отрезанных от окружающего мира и стремившихся изобразить английское общество находящимся под классовым гнетом неофеодализма, в конце концов, после множества метаморфоз, превратился в символ национальной гордости и приверженности исламу у небольшого народа на Северном Кавказе.