Чефуры вон!

И всё. Отвернулся и ушел. Ну и?.. Что теперь?.. Я стоял посреди этого грёбаного купе, и поезд, который в Загреб, Високо и Сараево, тронулся. Я разглядел Радована, который стоял на перроне и смотрел вслед поезду. А я все еще не двигался. Чича за мной сидел, а я стоял. Смотрел в окно. Смотрел на люблянские дома и многоэтажки, — все казалось мне странным. Каким-то непонятным. Вскоре в окне показались Фужины. Наш долбаный дом. Я сел, потому что ноги у меня так тряслись, что я больше не мог стоять.

Почему Босния в полной жопе

Первый раз в жизни я ехал на поезде. Такая вот фигня. Так оно и бывает, когда ты чефур и ездишь только в Боснию, и только на опеле вектра. Радован мне все время рассказывал эти свои истории про поезд. У него никогда не было машины, и он всегда ездил на поезде. Да еще и зайцем, и какой-то цыган свистнул у него кошелек, и какой-то турок занял его спальное место в спальнике, и он проспал свою остановку, и уехал до Сараево, и вышел в Загребе выпить пива, и поезд ушел у него перед носом, и как ездил на Олимпиаду и уже в поезде налакался с какими-то шведами, а один раз его поймали, когда он ехал без билета, контролер хотел высадить его с поезда, и они подрались, а как-то одна цыганка ему нагадала, что у него будет три сына и что все будут жить в Америке и разъезжать на джипах, и всю дорогу до Любляны он стоял на ногах, потому что была жуткая толкучка, а в другой раз ехал до Загреба с болельщиками «Динамо» и спорил с ними, кто лучше: Бобан[124] или Савичевич[125]. Истории, истории… Поезд всегда был частью чефурского фольклора. Что поделаешь, не водили чефуры дорогие автомобили и не выеживались. Они всегда были без бабла и ездили на поезде. А потом делали вид, что поезда — это зашибись, самый крутой транспорт. Предки тащились от локомотивов и вагонов. Радован все время говорил, что больше всего ему хотелось бы еще раз сесть в поезд, типа со мной, и вместе поехать в Високо. Чтоб я увидел, что такое поезд. Это должно было быть мне подарком сперва на пятнадцатый, потом на шестнадцатый и еще на семнадцатый день рождения. Только никогда не было подходящего момента, чтоб мы оба, отац и син, сели на поезд и погнали до Високо, как самые настоящие фраеры. Старый и молодой Джорджичи. Радован всегда этого хотел. Он всегда хотел поехать со мной на поезде в Боснию. Это была самая заветная его мечта. Только когда я был мелким, шла война, а после пути были разрушены, потом неясно было, что за психи ездят на этих поездах, а потом уже нарисовался опель вектра, и Радовану стало влом канителиться с перронами и контролерами. И никогда уже мы с Радованом не поедем вместе на поезде. Теперь я в этом уверен. Что поделаешь, Радованэ, наш поезд ушел.

— Как дела, царэ?[126] Шта има?[127]

Охренеть! Эти чефуры реально чокнутые. Чиче было по крайней мере семьдесят пять, и он меня спрашивает: «Как дела, царэ?» Как тут не описаться от смеха! И это еще такой чича, по которому сразу видно, что он полная дерёвня. Но какое ему дело? Он мотается по миру и получает удовольствие. Положить чиче на всё. Крутой перец.

— Ты из Любляны?

— Да.

— Значит, Янез. Хорошо, пускай.

Смеется чича, и я смеюсь. Никуда не денешься: если ты из Любляны, то ты Янез. И всё тут. Неважно, чефур ты, или словенец, или цыган Жарко, ты для них там, на юге, Янез. Они так называют всех, кто живет в Словении, и им по фигу, свой ты или нет. Все мы Янезы.

— И как в Словении?

— Хорошо.

— Конечно. Словения — это очень хорошо. Радуйся, что ты из Словении. Словения всегда была самой передовой. Вы, Янезы, всегда были хитрецами. Так и надо. Скажи мне, вы сортируете мусор? Знаешь, отдельно яичная скорлупа, отдельно пакеты, отдельно газеты?

— Ну, есть такое, только не все сортируют.

— Да, да. Я вижу, вы уже Европа. Я сейчас был в Германии, и там целыми днями только и делают, что мусор сортируют. На всё внимание обращают, обо всем знают. Нет у них такого, как у нас, делай всё, что тебе захочется. Там всё контролируют. Есть порядок и закон. Вот это государство! А не эти наши пашалыки[128]. Но вам-то легко, Янезам, вы теперь Европа.

Нам, Янезам, легко! Ну конечно, чича. Так и есть. Нам легче некуда. Все они там, на юге, думают, что мы какаем деньгами и что нам легко. Что в Европе нет проблем. Что здесь по улицам мед и молоко текут. Вот оно как. Что нам жаловаться, у нас же мусор сортируют! Э, мой чича, если б ты только знал, что в Европе тот же хрен, что в Боснии, и в Сербии, и в Тунгусии.