Чефуры вон!

Напротив, второе поколение иммигрантов владеет как языком своих родителей, так и языком среды, в которой они живут; их билингвизм, естественный переход с одного языка на другой, а также свобода в создании гибридных языковых форм свидетельствуют о двойной идентичности фужинской молодежи. Молодое поколение именно при помощи языка выражает комплексный характер своего «я» и его культурных составляющих, свою оппозицию по отношению к официальному языковому коду, вобрав в свой социолект маргинальный диалект переселенцев первого поколения и живой городской сленг. Сложно также говорить именно о сербско-хорватском как о втором языке, речь скорей идет о боснийском, черногорском, хорватском и сербском языках, о любом из них или о всех сразу, другими словами — о «чефурском» языке, который не имеет смысла определять с точки зрения национальной принадлежности, так как автор вобрал в лексическую мозаику своего романа слова из самых разных уголков бывшей Югославии.

Еще одна особенность социолекта переселенцев, занятых тяжелым физическим трудом, — преобладание лексики, связанной с половой сферой и физиологическими функциями, а также солидный пласт обсценного вокабуляра. Для носителя литературного языка употребление подобных выражений допустимо лишь в исключительных ситуациях, тогда как в среде молодежной городской субкультуры использование вульгаризмов и бранных выражений является частью повседневного общения и призвано повысить его эмоциональную экспрессивность. Сленг и сквернословие — способ дистанцироваться от доминирующего социального и, как следствие, языкового кода, знак провокации, заданное нарушение принятой нормы. Особый упор делается на инновациях, словарь обогащается за счет непрекращающегося процесса смешения высокого и низкого, старого и нового, родных и иностранных слов; константой является пародирование официальной югославской риторики с ее канцеляризмами, плотно вошедшими в разговорную речь. Использование ненормативной лексики — тоже способ показать; «мы не утонченные», то есть «мы — не вы». Отметим важное отличие русского языка от того же сербского; мат для носителей последнего не табуированная лексика, — то, что русскому читателю покажется чересчур грубым и агрессивным, для жителей Балкан является устоявшимся и зачастую вовсе не несет в себе негативного заряда. Юмор главного героя во многом обязан исключительной выразительности, красочности и живости его языка, остроумию и комичности используемых им жаргонизмов. Именно этот словенско-сербско-хорватский «суржик», носители которого заявляют о себе как о людях непосредственных, ярких и искренних, позволяет им выразить свою мультинациональную и мультикультурную идентичность.

Отметим тот важный факт, что ввиду «подрывного» характера понятия «чефур» и самого «чефурского» языка эти явления — как символ оппозиционности — приобрели в среде словенских интеллектуалов и в молодежной среде положительное значение, став синонимами того, что называется «cool attitude»[136]. Немалая заслуга в этом принадлежит Горану Войновичу, который своим романом сумел разрушить острую негативность оценки слова, обозначающего приезжих с юга.

Словенский пример обращения к языку как важной составляющей молодежной субкультуры, языку, с помощью которого молодежь восстает против культуры преобладающей, дает возможность провести параллель с «канак-шпраком» (нем. Kanak Sprak, язык чужака), употребляемым для обозначения социолекта, на котором говорят второе и третье поколения турецких иммигрантов в Германии. Он представляет собой смешение умышленно упрощенных грамматических форм немецкого разговорного языка, турецкого и афро-американского английского. Молодые носители «канак-шпрака» самоутверждаются в обществе, принимая закрепившуюся пренебрежительную оценку этого социолекта как знак своей культурной идентичности. «Канак-шпрак», благодаря средствам массовой информации и кино, стал доступен и тем, кто не является носителем турецкого языка. Интеллектуалы используют элементы этого социолекта, ассимилируя актуальные процессы в современном разговорном языке.

Перевод романа Горана Войновича — непростая задача для переводчика. Билингвизм романа, строящийся на смешении грамматических, синтаксических и лексических форм двух славянских языков, нельзя передать — можно лишь подчеркнуть, для чего в переводе оставлены сербско-хорватские и словенские слова, придающие тексту легкий балканский колорит.

* * *

Благодаря юмору книга Горана Войновича читается на одном дыхании. Автор, правда, не скрывает, что за всеми «фишками» и «приколами» его героя прячется малоприятная реальность, в которой тому приходится взрослеть: проблемы с наркотиками, отсутствие достойных жизненных перспектив, столкновения с полицией, узколобый провинциальный менталитет родителей, их неумение наладить контакт с детьми, жестокость, деструктивный характер патриархальной системы как таковой. Смех позволяет Марко касаться самых болезненных точек бытия, не поддаваясь комплексу жертвы.