Чего хочет ваш малыш?

Совет. Если вы поймаете себя на том, что проецируете на ребенка взрослые эмоции или намерения, представьте, что ваш малютка – лающий щенок или мяукающий котенок. Вам же не придет в голову, что щенка или котенка одолевают печали! Вы сразу поймете, что он с вами «разговаривает». И ребенок тоже пытается поговорить с вами.

Вы проецируете на ребенка собственные побуждения и проблемы. Ребенок Ивон возился, прежде чем заснуть. Ивон не могла спокойно слышать даже малейший звук, доносящийся через «радионяню» из детской, и тут же бежала туда. «Ах, бедняжка Адам, – причитала она, – тебе плохо тут совсем одному? Тебе грустно?» Проблема была не в Адаме, проблема была в Ивон. Ее «бедняжка Адам» на самом деле означало «ах, бедная я!». Ее муж много времени проводил в командировках, а она всегда плохо переносила одиночество.

Вот другой пример. Всякий раз, когда трехнедельный Тимоти плакал, Дональда охватывала паника: «У него жар? Если он задирает ножки, значит, у него живот болит?» И, наконец, восклицал: «О, нет! У него, наверное, колит, совсем как у меня!»

Собственные переживания лишают нас наблюдательности. А лекарство очень простое: помните о собственных слабостях и не приписывайте их младенцу. Вам трудно справляться с одиночеством? Вам может показаться, что ваш ребенок плачет от одиночества. Вы склонны к ипохондрии? Для вас любой его всхлип станет симптомом заболевания. Вы легко впадаете в ярость? Собственный сын тоже будет казаться вам вспыльчивым. У вас низкая самооценка? Значит, и дочурка заливается слезами, оттого что не уверена в себе. Вынуждены были выйти на работу и чувствуете себя виноватыми? Рискуете, придя вечером домой, принять плач крохи за обвинение: «Я скучаю без тебя!» (Подлинные и надуманные причины младенческого плача перечислены в таблице в конце этой главы.)

Совет. Никогда не забывайте остановиться и спросить себя: «Я действительно откликаюсь на потребности моего ребенка или реагирую на собственные эмоции?»

Вам трудно переносить звуки плача. Причиной тому может быть пресловутый «внутренний голос». Именно так обстояло дело с Дженис. Но давайте честно признаем: вопли младенца еще как действуют на нервы. Я-то не вижу ничего плохого в детском плаче – возможно потому, что всю сознательную жизнь занимаюсь младенцами, – но на большинство родителей он действует как мощный раздражитель, особенно поначалу. Я всякий раз убеждаюсь в этом, когда на занятиях для будущих родителей ставлю трехминутную запись детского плача. Сначала участники занятий нервно хихикают. Потом начинают ерзать и дергаться. К концу записи по меньшей мере у половины присутствующих – в основном, будущих папаш – на лицах читается едва ли не потрясение. Тут я всегда спрашиваю: «Сколько, по-вашему, длилась эта запись?» Самое меньшее, по словам будущих родителей, шесть минут! Иными словами, для большинства людей каждая минута младенческого плача идет по меньшей мере за две.

Кроме того, некоторые люди более чувствительны к шуму. Сначала они реагируют на громкий звук чисто физически, но постепенно подключается мозг. Младенческий плач лишает взрослого столь необходимой ему тишины, и в голове новоявленного родителя навязчиво крутится: «Боже мой! Как это остановить!» Папы, не переносящие крика и плача, часто умоляют меня «что-нибудь с этим сделать». Но и мамы жалуются, что если у ребенка выдалось «плаксивое» утро, то у них самих весь день катится под откос.

Сынишке Лесли уже два года, и теперь она признается: «Сейчас стало настолько проще! Если Этану что-нибудь нужно, он может нормально об этом попросить». Когда я познакомилась с Лесли, ребенок только родился. Она совершенно не переносила его крика, и дело было не только в шуме. При виде его слез у нее буквально сердце разрывалось – она была убеждена, что каким-то образом сделала его несчастным. Мне пришлось жить у них дома три недели, чтобы убедить Лесли, что плач Этана – это его младенческий язык.