Чего не было и что было

От эмигранта (т. е. непримиримого) требуется, очевидно, и отрытое, твердое «исповедание» непримиримости, — во всех нужных случаях (непрерывный вопль о своей «непримиримости» часто бывает подозрителен). Исповедание достаточно ясное, чтоб не давать повода к недоразумениям. Только такой здешний русский, или группа русских, могут быть названы эмигрантами. Остальные, конечно, «пусть называются», как хотят, — с разрешения Хлестакова: ни логика, ни просто здравый смысл, им этого разрешения не дают.

Поскольку и газета или журнал не выполняет условия, — не дает твердого «исповедания» непримиримости, — постольку данный орган и не эмигрантский. Такая газета, если она не совсем внеэмигрантская, наполовину, — сама бывает не рада недоразумениям, которые плодит: то ее поощрят из Москвы, то евразийцы на нее обопрутся, и тогда начинается бессильное отмахиванье: да мы, мол, не в том смысле… Полуэмигранты — не «соглашатели», конечно; если, случаем, и «соработники», — то без предумышленности. Есть такое хорошее французское слово «flottant» [63]; вот и о них можно сказать: бьющиеся, как флаг по ветру.

Очень много у нас этого «биения», этой мути — в самом первом, самом важном пункте. Откуда она? И почему это болезнь, главным образом, левых кругов эмиграции? За какую чечевичную похлебку продают «левые» звание и место «эмигрантов», предоставляя непримиримость в исключительное пользование так называемым «правым»? В чем тут дело?

Причины сложные, коснусь лишь одной.

Мы вообще медлительны и консервативны. Но особенно консервативна «интеллигенция», и чем левее — тем консервативнее. Привычками, вплоть до словесных, она обмотана, как цепями. Отгородиться от большевиков? Привычное ли дело отгораживаться им от тех, кто зовется (тоже по привычке) — «левыми»? Как, вообще, загородки ставить, черты проводить, — с левой стороны? Не хватает ни решимости, ни уменья; и сторона левая остается открытой, незащищенной; для наползающей оттуда мути препятствий нет. Зато, с какой неустанностью продолжают «левые» строить загородки направо* Уж и времена другие, и места, и слова, — все перетряхнулось, — а они все строят. И все по тем же принципам, пользуясь старым опытом, навыком… благодаря чему получилась такая вещь: левые, заодно, отгородились и от «непримиримости». Она, вместе с правыми, оказалась по ту сторону заграждения; и тем самым сделалась навеки «подозрительной». Для иных — даже решающим признаком (до того доходит!) — и демократ, и республиканец, но «непримиримый», значит — враг.

Если двусмысленно положение коренных, давних «левых» — с левыми «прозелитами» дело обстоит еще хуже. Чувствуя себя сильно запоздавшими, они так спешат догнать старолевые традиции, так торопятся тоже воздвигнуть поскорее заграждения направо, что подчас и материала не выбирают. Вот назидательный пример этой опрометчивой спешки, — привожу его для наглядности.

Ни для кого не тайна, что одна из прозелитских левых групп — группа «Последних Новостей». С недавних пор газета печатает ряд статей новоприобретенного сотрудника — г. Курдюмова. Тоже прозелита, но совсем свежего: еще почти, можно сказать, вчера видели мы его энергичные писанья не то в «Вечерних», не то в других «Временах», во всяком случае, в органах крайне определенного направления. Надо думать, что с ним произошла молниеносная эволюция (если такие бывают) ибо «Поел. Нов.» доверчиво поручили ему постройку еще одного заграждения направо, — религиозного. Но у г. Курдюмова, — не столько по причине слабых его технических способностей, сколько потому, что новообращенный всегда слишком яр, слишком исполнителен, — заборы получились особенные; они отгораживают «Поел. Новости»… от кого? От «правых»? Как бы не так! А прямо от всей общей «средней массы» русской эмиграции. «Поел. Нов.» и раньше ставили на ней крест. А теперь высылают на нее г. Курдюмова, с крестом в руках, с уничтожающими обличеньями на устах. Я не думаю, конечно, что она уничтожится. Но любопытно отметить, что дело идет о той самой «средней массе», которую еще на днях И. Бунаков, наименее консервативный из представителей левой интеллигенции, объявил (в прениях на моем докладе) подлинной «частью русского народа». Указывая на покинутость ее верхами эмиграции, он «обличал» как раз эти верхи, менее всего ее.

При большой спешке и усердии, можно ведь не попасть в седло, а перескочить через лошадь. «П. Нов.», с г. Курдюмовым, именно перескочили через лошадь.

Это характерный, но не общий, конечно, случай. А что делать нашей коренной, старорежимно-левой, эмигрантской интеллигенции? Стряхнуть ржавые цепи коллективных навыков? Своими глазами взглянуть на всеобщий переверт всего? Понять, что непримиримость — атрибут не правых, не левых, а всех детей одной матери, всех русских изгнанников — «эмигрантов»? Да ведь это целая революция! До революционности большинство наших «левых» (самых левых) интеллигентов еще не дошло.

А пора бы. Вот, когда следовало бы поторопиться. Времена лукавы. Не пора ли, наконец, понять эту простую вещь: нет непримиримости — нет и эмиграции. Бытия нет.