– А что? Такие войны были в двадцатом веке, репрессии, чистки-зачистки. Почти всех активных, свободолюбивых уничтожили. А гены-то передаются по наследству. Герои обычно рождаются от героев, а трусы – от трусов. Вот Удальцов – он не с луны свалился: у него дед или прадед, не помню, был известным революционером. Вот и он… Но я о другом… Сейчас. – Папа быстро проглотил рюмочку. – Я… я о том, что у каждого народа бывают периоды упадка и периоды подъема. Русский народ, к сожалению, переживает период упадка. Вспыхивали чуть-чуть в конце восьмидесятых – начале девяностых, а потом совсем потухли… И в этом мы идем вслед за европейскими народами. Французы, немцы, англичане в упадке, да уже попросту в процессе ассимиляции африканцами и арабами… И мы тоже… Я вот хорошо помню один момент. Это был год восемьдесят восьмой, восемьдесят девятый… В Кызыле… Купили с парнями каким-то образом две бутылки портвейна и пролезли на стадион «Пятилетие Советской Тувы». Забрались на верх трибуны и стали пить. А внизу по дорожкам бегали тувинские пацаны. Сами, без всякого тренера, круги нарезали… И я, помню, подумал: «Вот мы бухаем, а они тренируются». Через пару лет они нам и устроили. Русские, которых в Кызыле было большинство, подавляющее большинство, побежали за Саяны. И приезжие, и коренные, которые еще с девятнадцатого века там… Никто даже не сопротивлялся… Остались сотни, да и те в основном или менты, или фээсбэшники, или уж алкаши конченые…
Папа замолчал, грустно наполнил рюмку… Настя тоже грустила, но непонятно было, поняла ли смысл всего сказанного или грустит потому, что загрустил папа.
– Не совсем, конечно, одни такие остались, – медленно сказала мама, – но близко к тому.
– Но эти периоды ведь проходят? – с надеждой спросила Даша.
– Бывает, проходят, а бывает, и нет.
– И что тогда?
– А тогда – тогда народ исчезает. Как исчезли печенеги, скифы, половцы, римляне… Не так давно исчезли пруссы – не пруссаки, а именно пруссы. Был крупный народ, но его сдавили со всех сторон более сильные народы, и всё. Последних в восемнадцатом веке добили голод и эпидемии. Язык исчез… Если народ не получает вовремя толчок встрепенуться, то он растворяется в других народах. По большому счету ничего прямо страшного нет – побеждают сильнейшие, только вот не хочется, очень обидно оказываться в числе слабых.
– Ох, Роман, ну всё настроение убил, – страдальчески сказала мама. – Так ликовала, когда из отделения ехали, а теперь плакать хочется.
– Ладно-ладно, не переживайте. Уверен, что поднимемся. Бывали хуже времена, но… но, к сожалению, подлей, наверное, не было. Тихой сапой все делается… Раздражать надо людей, стучать им по черепу, чтоб просыпались. «Не спи, замерзнешь», – как говорили в каком-то фильме.
В спальне забулькал скайп.
– Ольга наверняка звонит, – с некоторой досадой сказала мама, быстро глотнула вина и вскочила.
Младшая мамина сестра, тетя Ира, жила в Кызыле, а старшая, тетя Оля, – в Бельгии. Уже давно жила, с начала девяностых годов. Вышла замуж и уехала. У нее была дочка Зое (русские, ясно, назвали ее Зоя), года на три старше Даши, с которой Даша вживую виделась два раза, когда тетя Оля приезжала в Москву, зато частенько общалась по скайпу.
Вообще тетя Оля звонила периодами почти каждый день. Они с мамой сначала обменивались хорошими новостями, потом жаловались друг другу на разные проблемы, и нередко эти жалобы заканчивались ссорами, после которых скайп недели две молчал.
– Вот полюбуйся, – внесла мама ноутбук, повернула экраном к столу.
На экране тетя Оля, улыбающаяся, в праздничном платье, накрашенная; перед тем как звонить, она прихорашивается, словно бы идет в гости.
– Приве-ет! – ее голос звучит, как из стеклянной банки. – Снова праздник?
– Привет.
– Здравствуйте, теть Оль!
– И что за праздник? До сих пор Новый год?
– Сегодня, – мама уселась, поставила ноутбук перед собой, – сегодня, представляешь, наконец-то Сергея Удальцова выпустили!
– Это ваш этот экстремист?
– Почему он экстремист? – радость мамы опять улетучилась.
– Так о нем пишут. Да и ты сама…
– Я никогда не говорила, что он экстремист. Просто он активно борется. И вот больше месяца ни за что просидел в изоляторе… Скоро вообще из дому нельзя будет выходить. Вышел, значит, против режима.
– Да, – согласилась тетя Оля, – гайки закручивают у вас энергично.
– Оль, может, выпьешь с нами? – предложил папа. – Помнишь, как мы по скайпу пили?
Тетя Оля хохотнула:
– Ой, не напоминай! Я потом так болела… Незаметно полбутылки виски… Рейк пришел, а я и двух слов связать не могу… Что я при девочках-то!.. Даша, Настя, не слушайте тетку!
– Хорошо, не слушаем! – с готовностью отозвалась Настя.
– Сестра, – голос тети Оли стал серьезным, – ты мне можешь десять минут уделить? Для конфиденциального разговора… Извините, что прерываю ваше застолье…
Сейчас, наверно, на мужа Рейка будет из-за чего-нибудь жаловаться. Или просто жаловаться, что тоскливо, одиноко…
С уходом мамы и Настя полезла из-за стола. Сказала, что наелась, пошла играть. Папа предупредил: