Чехия. Инструкция по эксплуатации

Или же Хельчицкий, что идет за два-три шага перед ним – в качестве чуточку более умеренного еретика. Свои проповеди он провозглашал исключительно о мире. Потому что склоны Шумавы спокойны и не круты. Наверное, именно потому братья Хельчицкого были не только трудолюбивыми, но и спокойными, мягкими людьми. Это и вправду ценная комбинация в нашем уголке мира. Потому-то, весьма скоро им пришлось брать ноги в руки. Через Моравию и Гермгут – до самой Америки[22]. Может быть, это стало примером для Нойманна? В случае Хельчицкого тоже прошло несколько столетий, прежде чем мы догадались поставить ему хотя бы маленький памятничек.

Но, прежде чем покинете Гусинец – и всю Шумаву – еще раз гляньте на долину с родным городком Гуса.

Домики, хотя, в основном, одноэтажные, пыжатся чуть ли не заносчиво: поглядите только, как мы выглядим! Входы в них, в течение столетий неизменные, стоят достойно, будто замковые врата, со сводами, возведенными в соответствии с образцами старинных каменщиков. Родительский дом Гуса, если это и вправду тот самый, излучает мещанскую гордость. А вот окружающая его застройка – в основном готическая. Так что Ян Божий, Воюющий мог бы точно так же родиться по соседству или на следующем углу улицы. Формы и фасады почти что не изменились. Они остались такими же самыми, только сильно осевшими в земле.

Вот здесь человек видит, что "правда победит". Только отсюда тот bon mot Гуса мог попасть в чешский герб и на президентский штандарт, который ежедневно трепещет на Градчанах. Свою непоколебимость и стойкость цитата эта наверняка черпает из здешней застройки. Это уже не хаты, хотя не слишком от них отличаются. Опять же, размер вовсе не означает величия.

А помимо того, правде у нас вовсе даже не легко. Что в хатах, что на Градчанах. Это правда, что иногда она побеждает, но уж слишком редко. Из латинского Veritas Dei vincit мы удалили божественный атрибут и… вновь возвращаемся к лингвистике: у нас, ново-чехов, для определения прошлого и будущего имеется, собственно, лишь одно грамматическое время. Для одного случая одно, для другого случая – другое. Мы настолько сократили давние времена – послепрошлое и предварительное будущее – что могло бы показаться, будто бы мы все желаем иметь уже за собой. А перед собой – как можно меньше непонятных и непрозрачных вещей. Зато настоящее для нас – это истинное эльдорадо. Многослойность и расчленение. То есть, мы различаем состояния: только что начатое, почти что завершенное, возможное для завершения и практически окончательное. Благодаря нашим языковым аспектам, мы видим мир, как нечто, данное лишь частично: мир – это неготовая, переменная форма, и, чтобы стать реальностью, она требует от нас речи. Ибо реальность – это вещь рассказанная, выкованная из слов. Взять хотя бы вот это: правда победит. Означает это только лишь: veritas пока что к этому лишь готовится, потому что, возможно, когда-то уже победила. Но сам акт требует времени и более тщательного анализа. Процесс достижение победы победой не является, он победу не решает, следовательно – и не предопределяет.

А как мы притеснили немцев с их Vertreibung! Мы перевели это слово как "изгнание", а не "изгонение". То есть, именно с помощью вида – образуя подвижную реальность. Относительную реальность. А так им и надо, следовало разработать себе в грамматике виды[23]. Veni, vidi, vici. Вот же удивлялись! На протяжении веков они превратились в реалистов релятивизма. Парадоксально, но именно таким же образом закончилась наша старая борьба с номинализмом и во имя Правды.

Но это еще не все: поскольку мы не знаем артиклей, наш человек никогда не знает, либо – что, похоже, еще более важно – никогда и не должен иметь уверенность, идет ли речь о Wahrheit (правда – нем.) вообще, о eine Wahrheit (некоей правде – нем.) или, возможно, о die Wahrheit (Правде одной и единственной). Гус наверняка имел в виду как раз последнюю. Зато мы без всякого смущения можем думать о любой другой. Жизнь без артиклей, это немножечко типа жизни без обязательств. Кто знает, а нет ли, случаем, какой-нибудь – скажем себе так – еще более победной правды, чем та, которая сегодня здесь вот побеждает… В подобной ситуации жизнь в правде – это как раз забава.

Со всей уверенностью мы можем предлагать ее миру, ведь наверняка это никак не монашеская жизнь. В конце концов, побеждали мы довольно нерегулярно, а по поводу правды с артиклем, хотя всего лишь предположительным (Гус, гуситы), "пострадали" настолько ужасную победу, что с того времени щепотка неконкретности нам казалась чем-то более здоровым. Из правды без артикля мы создавали новый грамматический род. Ну прямо тебе божественный товар! Понятное дело, мы ведь не утверждаем, будто бы правды вообще нет, не говорим мы и того, что правда не умела побеждать, вот только нам хотелось бы знать: в каких обстоятельствах и когда.