Чехия. Инструкция по эксплуатации

Прекрасную деву нам он везет,
рады рыцари, жнецы и народ,
рады все в городе и в деревнях,
венки из цветов цветут на деревах…
Не раз становился с врагом он лицом к лицу,
нас научил не бросать начатого тут,
трудятся пахари мирно теперь,
верят в силу свою вместе с ним — все.

Кунгута махает рукой. Отакар обнимает ее плечо. На ладье блестит славянская свастика, чтобы было ясно: здесь у нас не только герои, но и боги.

В то же самое время вчерашний совместно с Махой обитатель Вены создал германскую свастику. Он мечтал о карьере художника, но пришлось ему переехать в Мюнхен, поскольку в Вене знали, чего кто умеет. Вот там его hákenkrojc поимел успех. Свастика попадает на флаги отрядов, которые вскоре зальют Европу и станут угрожать всему миру.

Добираются они и до Праги, только Мухи к этому времени уже нет в живых, а его "Эпопея" спрятана в подземельях. Автор, правда, подарил ее городу, но тот не нашел для нее подходящего места — благодаря чему она и сохранилась до наших времен. До сегодняшнего дня она находится в небольшом моравском замке неподалеку от поля нашей битвы[104]. Пржемысла, возможно, это бы не удивило, а вот Гриллпарцер, наверняка бы, чесал репу. Просчеты — это грех королей.

Братская Славянщина тоже нашла к нам дорогу. Сюда она добралась в 1945 году, и приветствовал ее некий Бенеш, словно упомянутый персонаж из оговариваемой пьесы. Он театрально утверждал, что не только отомстил за Пржемысла, но еще и исправил его смертный грех, когда король пригласил мастеровитых типов в страну, который ведь является нашей отчизной. И он реально всех их выгнал.

А мы кричали "ура" и вопили: "Во веки веков!". И века эти продолжались долгие пятьдесят лет.

Да, Гриллпарцер знает о нас намного больше, чем нам того хотелось бы. В конце концов, это ведь он написал "божественную комедию" нашего региона.

Впрочем, и в той, написанной Данте, Пржемысла тоже хватает. Вместе с неисправимыми грешниками он пашет на строительстве небесной автострады. Вроде как, чуть ли не с Рудольфом. И, кто знает, а не добрались ли он уже на высоту облаков?

Мне, по крайней мере, кажется, что свои грехи они уже искупили. И что оба, наверное, дружески махали венграм, когда те, вместе с австрийцами в 1989 году перерезали колючую проволоку, ограждавшую "лагерь мира". Они же знали, что это поможет и нам.

И с того момента стало ясно, что мы все выиграли.

То есть "Отакар" обязан вернуться домой! А я обещаю, что переведу его.

Ну а если бы мне не суждено было это совершить — все-таки, мне уже семьдесят лет, и я знаю своих Завиш, Бенешей и Милотов — то договорился с сыном, что это он возьмет на себя исполнение этого обещания.

В конце концов, его зовут Вацлавом.

ПРАВДА ВОСПОЕТ

Когда сорок лет назад[105] закончилась Пражская Весна, в атмосфере похмелья после вторжения получила начало очередная дискуссия на старую тему: чешская судьба.

Два писателя спорили о том, уникальным явлением или фарсом была наша попытка приклеить человеческое лицо к оддному из "измов".

Милан Кундера считал, будто бы это было что-то исключительно значащее. Угадать всемирный тренд — это шанс для малых народов, именно это оправдывает их существование и образует привлекательность.

Вацлав Гавел резко возражал: мировые тренды — это всего лишь иллюзия, если собственный дом не в порядке. А этот наш дом находится в катастрофическом состоянии уже с 1948 года! Давайте поначалу уберем в своем доме!

Оба впоследствии защищали собственные тезисы. Кундера в Париже как писатель с мировой славой (в нашей стране эту славу ревниво приуменьшали); Гавел в заключении, как автор и политик, а под конец — в качестве нашего президента в Праге на Градчанах.

И концепции, скорее всего, не изменились. Кундера — мораванин — любил правду в настоящем времени, Гавел — чех — в будущем времени. Все эти дебаты на земле никогда урегулированы не будут, и даже на небе (или в той чешской деревушке там, наверху, которую мы называем Небешаны) они кончаются, чаще всего, отпущением грехов. Но для нашего путешествия через Моравию за последствия отвечает Милан Кундера. Как переводчик правды моравского типа. Ведь здесь любят как раз такую, в случае которой вовсе не требуется, чтобы она вначале победила. Поэтому люди здесь более гордые, они любят, скорее, легкость, умеют забывать и знают, что это излечивает. Забывать и прощать — это ведь соединяется друг с другом. Правда, в каком-то смысле, уже победила здесь, а поскольку у нее нет обязанности постоянно побеждать, ее можно иногда даже спеть.