Чехословацкая повесть. 70-е — 80-е годы

На росистом лугу у леса этим туманным утром того и гляди состоится дуэль. Автобусом № 102 к крематорию подкатили все заинтересованные лица, кроме Гутфройда, который запаздывал. Все считают эту «экскурсию» безумием, но никто не говорит этого вслух. Дуланский, секундант Пекара, украсил себя бантом в горошек, он торжествен, степенен, выражается высоким стилем и знает правила дуэли.

— Позвольте задать вам вопросик, мадам. Почему вы вчера не пришли на условленное место в переднюю, чтобы мы договорились о необходимых формальностях?

— Откуда мне знать? — небрежно пожала плечами Эльвира. Она делает вид, что ей плевать на весь этот цирк, но ее огорчает, что именно Гутфройд опаздывает. — В общем-то, я хотела прийти, но что-то мне помешало. Может, я замочила белье. Не могу же я сорваться, убежать от плиты и болтать с кем-то целый день.

— Изменница, — бормочет Пекар, укрытый за широкой спиной Дуланского. — Отогревал змею на собственной груди.

— Ха-ха, змею! — У Эльвиры неожиданно проявляется афористический талант. — Такую вот, с рогами, которая делает кучу орешков!

— Пардон, мадам, — вынужден сделать ей замечание Дуланский, — сегодня, прошу вас, воздержитесь от личных выпадов.

Наконец появляется Гутфройд; он в прекрасном настроении, с полевой гвоздикой в петлице пальто, судя по всему, утренний пикник ему нравится и он совершенно не сознает возможную трагичность момента. Божий человек, думает Дуланский, глядя на него, вольная птица, свободный и глупый.

По пятам за Гутфройдом шагает некто неизвестный и незваный.

— Надеюсь, вы без меня не начинали. Всего было вдоволь, только мало угощали. У меня вышло небольшое недоразумение вот с этим контролером, — указывает он двумя пальцами на неизвестного. — Не знаю, чего они пристают ко мне, как извращенцы. Уж я объяснял ему, что скоро меня среди живых зайцев не будет.

— Мертвый пассажир тоже обязан иметь билет, если он занимает место другого пассажира с действующим одноразовым или проездным билетом! — неколебимо стоит на своем контролер, здоровый и бойкий, как гиббон. — Сначала пусть уплатит штраф, а потом пусть ходит хоть на голове и отталкивается ушами.

— Вы только послушайте его! Как тот цыган! — кричит Гутфройд. — Здесь речь идет о жизни, а он, видите ли, со своим одноразовым билетом!

— Давайте кончим этот пошлый торг! — презрительно вмешивается Дуланский, тщетно перебирая в памяти правила дуэли; о контролерах, их правах и обязанностях по отношению к дуэлянтам там не упоминается. По́шло и досадно.

— Сначала пусть заплатит штраф! — настаивает на своем контролер.

— Не заплачу. Принципиально. Я в Белграде ездил на трамвае бесплатно, и меня гоняли через все Теразии! — высмеивает его дунайский волк. — А мне хоть бы что, я и не такое видел. Лучше сам отдам концы, чтоб его от злости разорвало.

— Я заплачу за него, — великодушно решает секундантша, но, не удержавшись, делает замечание в адрес контролера. — Хотя вас сюда никто не приглашал. Лучше бы вы следили за тем, чтобы тридцатый ходил регулярно, тогда бы он не был такой переполненный!

— Прошу не сорить сообща приобретенными деньгами, они принадлежат нам поровну, мы еще супруги! — предупреждает ее Карол.

Наконец Эльвира все-таки заплатила штраф, и ничто больше не мешает перейти к главному пункту программы. Но контролеру уходить не хочется.

— Можно мне посмотреть, граждане? Служба у меня уже кончается, мешать я не буду, честное контролерское. Такой хохмы я еще не видывал, разве что в кинотеатре «Надежда» у нас в Раче. А чем вы будете драться? Схвати его, как можешь?[121] У нас тоже есть кружок штангистов.

К сожалению, об оружии никто не подумал. Присутствующие погрустнели, ибо в остальном это было похоже на первоклассную дуэль, однако решительный и опытный Дуланский преодолел и это препятствие; д’Артаньян может только сожалеть, что родился на какое-то там столетие-другое раньше, из-за этого он лишился отличнейшего секунданта. Из обрубленных сучьев на опушке леса Дуланский, поразмыслив, выбрал два приблизительно одинаковых, сравнил их длину и массу, иными словами, вес, как говорили в старину.

— Вот этим! — объявил он наконец. — До полного удовлетворения.

— До полного! — дружно ответили неустрашимые дуэлянты.

Бойцы сняли пальто, приготовления достигли высшей точки.

Пока Пекар в последние, долгие минуты предавался философским размышлениям о жизни и смерти и шептал про себя что-то в стиле монолога Сирано перед дуэлью, Гутфройд занялся гимнастикой. Поднимал колени к подбородку, начинал бег на месте, даже не ведая, что умные люди уже назвали его упражнения «лифтингом» и «скиппингом». Сделал он и приседание, одно, но классное, развел руки в стороны и начал крутить руками и шеей, как индийская танцовщица. При этом он еще не забывал запугивать противника: