Чехов без глянца

Лежит он в цепких объятиях дьячка с косичкой, в длинном синем полукафтанье. Ноги обоих сильно прижаты грузным туловищем отца дьякона с вскло­коченной копной рыжей гривы, которая обильно утыкана соломенной кострикой. В селе (если па­мять не изменяет) Пыряеве, у старосты, справляли храмовой праздник; ч то же удивительного, что по­сле усиленного возлияния и хороших проводов с посошками вся компания полегла мертвецки, в на­дежде на сивку, которая — не впервые — довезла бы их до дому, если бы не встретилось по дороге со­блазнительное угощение — спелый овес. Солнышко давно уже вышло из-за леса; припекая, первым разбудило батюшку, носившего одно из редко встречающихся имен. Рука его хотела сотво­рить крестное знамение, но неудержимо одолела икота, чередуясь с привычным возгласом — «во имя Отца и...». Дьячок, спавший с открытым без­зубым ртом, несколько раз старался высвободить свою руку из-под батюшки (жест А. П-ча); пробудив­шись окончательно, старик кое-как, с трудом, полу­чил некоторую свободу действий. «Пре... пресв... богородица...» — бормотал он, так и не докончив начатой молитвы, пока не заворочался отец дья­кон да спросонья так хватил: «Яко до царя всех по­дымем!» — что испуганная лошаденка шарахнулась в сторону, свалив телегу набок. Все трое очутились на земле, среди помятых колосьев; с недоумением озирались некоторое время, потом медленно ста­ли оправляться.

Рассказ кончен как бы многоточием. По всей ве­роятности, это сценка с натуры, из наблюдений его в период летнего пребывания в окрестностях Москвы.

Антон Павлович приправлял свое повествование такими звукоподражаниями, паузами, мимикой, насыщал черточками такой острой наблюдатель­ности, что все мы надрывались от смеха, хохотали до колик, а Левитан (наиболее экспансивный) ка­тался на животе и дрыгал ногами. Конечно, здесь главную роль играло мастерство передачи автора, не скупившегося на такие подробности, которые с трудом можно восстановить.

Ольга Леонардовна Кииппер-Чехова (1868-1959),ар­тистка Московского Художественного театра с 1898 го­да. Жена Чехова:

Вообще Антон Павлович необычайно любил все смешное, все, в чем чувствовался юмор, любил слу­шать рассказы смешные и, сидя в уголке, подперев рукой голову, пощипывая бородку, заливался таким заразительным смехом, что я часто, бывало, пере­ставала слушать рассказчика, воспринимая рассказ через Антона Павловича.

Николай Дмитриевич Телешов (1867-1957), пи­сатель, мемуарист, организатор литературного круж­ка «Среда»:

Чехов любил всякие шутки, пустячки, приятель­ские прозвища и вообще охотник был посмеяться.

Федор Федорович Фндлер.Из дневника:

27 марта 1913. Когда он (Потапенко) находился вместе с Антоном Чеховым в южной России, где звук «и» произносится как «ы» («мыло» вместо «ми­ло», Чехов имел обыкновение шутить: «C'est tres savon» («это очень мыло», т. е. «мило»).

Ольга Леонардовна Книппер-Чехова:

Любил Антон Павлович выдумывать —легко, изящ­но и очень смешно, это вообще характерная черта чеховской семьи. Так. в начале нашего знакомства большую роль у нас играла «Наденька», якобы жена или невеста Антона Павловича, и эта «Наденька» фигурировала везде и всюду, ничто в наших отноше­ниях не обходилось без «Наденьки», — она нашла се­бе место и в письмах.

Александр Иванович Куприн:

Он импровизировал целые истории, где действую­щими лицами являлись его знакомые, и особенно охотно устраивал воображаемые свадьбы, которые иногда кончались тем, что на другой день утром, сидя за чаем, молодой муж говорил вскользь, не­брежным и деловым тоном:

— Знаешь, милая, а после чаю мы с тобой оденем­ся и поедем к нотариусу. К чему тебе лишние забо­ты о твоих деньгах?

Юлия Ивановна Лядова (в замуж. Терентьева; 1861 —

около 1930), дальняя родственница Чеховых: Как-то мы разговаривали с Антоном Павловичем про мою хорошую знакомую — подругу моей сестры,

Марию Николаевну Рыжикову, и он стал просить меня: «поедемте к ней, изобразимте перед ней же­ниха и невесту; скажите, что привезли познакомить с ней своего жениха, только, чур, вести себя серьез­но...». Рыжикова меня очень любила и была рада моему посещению, тем более, что я привезла свое­го жениха. Радовалась за меня, что я нашла свое сча­стье, расспрашивала его, любит ли он меня, где мы познакомились, и была к нам ласкова и внимательна. Он сказал, что очень любит свою невесту и страшно боится, как бы не расстроился наш брак, так как он просит за мной тридцать тысяч, а дают только два­дцать пять. Это так поразило Марию Николаевну, что она обратилась ко мне и говорит: «Юлинька, что же это такое? Он. значит, женится не на тебе, а на твоих деньгах? Я бы на твоем месте вернула свое сло­во назад».