Чехов без глянца

Несмотря на наружную сдержанность, в характере Чехова было много азарта, страсти, увлечения тем делом, за которое он брался. С увлечением он уха­живал за своими цветами в Мелихове, с увлечением играл в крокет в Бабкине — помню, иногда партия затягивалась, на землю опу скались густые сумерки, но Чехов не хотел бросать игры, и мы с Киселевым кончали партию, подставляя зажженные спички к невидимым шарам.

Владимир Иванович Немирович-Данченко:

В воспоминаниях о Мелихове хранятся очень ожив­ленные дни и вечера, с непрерывными шутками, пе­нием. художественными эскизами и прогулками. А когда такие развлечения исчерпывались, играли в лото. Лото Чехов любил, а в последние годы заме­нил его пасьянсом. В среде близких есть даже пась­янс, так называемый чеховский. <...> Во время ло­то, конечно, сыпались непрерывные шутки. В лото играли все: вся семья и гости.

Игнатий Николаевич Потапенко:

Монте-Карло производило на него удручающее впечатление, но было бы неправдой сказать, что он остался недоступен его отраве. Может быть, отчасти я заразил его своей уверенно­стью (тогда была у меня такая), что есть в игре этой какой-то простой секрет, который надо только раз­гадать - и тогда... Ну, тогда, конечно, выступала главная мечта писателя: работать свободно и нико­гда не думать о гонораре, о заработке, не связывать литературную работу с вопросом о средствах к жиз­ни. Чехов мечтал об этом не меньше, чем я и вся­кий другой.

И вот он — трезвый, рассудительный, осторож­ный — поддался искушению. Мы накупили целую гору бюллетеней, даже маленькую рулетку, и по целым часам сидели с карандашами в руках над бу­магой, которую исписывали цифрами. Мы разра­батывали систему, мы искали секрет. Однажды мы его нашли и поехали в Монте-Карло с точно определенным планом. Игра была малень­кая, осторожная, и тем не менее, окончив ее, мы недосчитались пары сотен франков. Опять бюллетени, снова карандаши и цифры. Под­ходили к делу с другой стороны, вновь ехали в Мон­те-Карло и пробовали. Одно время казалось, что

мы нащупали верный путь. Выиграли раз, другой. Но на третий — неблагоприятное стечение обстоя­тельств, — и все полетело вверх дном. В то время я, конечно, не занимался наблюдения­ми над ним. Я сам гораздо больше, чем он, мог бы быть объектом наблюдения; но когда припоминал все это. то как будто не узнавал обычно спокойно­го, сдержанного, рассудительного, уравновешен­ного Антона Павловича.

Кто из знавших его поверит, что в нем жил азарт? А между тем он углублялся в цифры, старался про­никнуть в сущность этих странных комбинаций, разгадать их тайну. Мы спорили, каждый предла­гал свою систему и защищал ее. У него являлись остроумные мысли в этой области, и главное — что волнение его было чисто спортивное, так как он проигрывал, в сущности, пустяки. Но, однако же, в этом не было ничего трезвого. Поверить даже на минуту, что в случайных комби­нациях номеров, цветов и всяких других шансов могут быть отысканы какие-то законы, — для это­го, конечно, нужна была известная доля безумия, которое владеет игроками, делает их слепыми и приводит к гибели.

И вот он, как казалось, поставивший своей зада­чей трезвость, разумное отношение к жизни, че­ловек несомненно сильной воли, в течение десяти дней верил в это, то есть допускал для себя капель­ку безумия. <...>

Дней десять длилось его увлечение рулеткой. Он перестал принимать во внимание мои мнения и сам разрабатывал какие-то способы. Иногда он на мой зов поехать в Монте-Карло отвечал отказом. Я ехал один, но, смотришь, через час он появлялся, несколько как будто сконфуженный, становился у одного из столов и долго присматривался, наблю- 124 дал, видимо проверяя свою мысль, а потом садился

и, осторожно вынимая из кармана золотые, ставил их как-то по-новому.

Кажется, что в результате всех этих попыток был у него небольшой выигрыш. Это и есть таг опасный момент, когда игрок слепнет и с головой зарывает­ся в игру. А у него вышло иначе. Однажды он опре­деленно и твердо заявил, что с рулеткой покончено: и действительно, после этого ни разу больше не по­ехал туда. Взяли силу его обычные качества — благо­разумие, осторожность, уравновешенность, а глав­ное — ему стало стыдно увлекаться и отдавать силы таким пустякам.

Мария Тимофеевна Дроздова:

Чехов сам любил путешествовать и не раз уговари­вал меня поехать в те места, которые особенно чем- нибудь его поразили. — например, в Бермамыт на Северном Кавказе — и обязательно с вершины горы увидеть восход солнца. Еще он просил меня съез­дить на Соловецкие острова по Северной Двине и Белому морю.

Алексей Сергеевич Суворин:

И в Петербурге, и в Москве он любил до странно­сти посещать кладбища, читать надписи на памят­никах или молча ходить среди могил. <...> Кладбища за границей его везде интересовали.