Читаем Чехов. Каторга. Сахалин полностью

Слово верное, слово правое. От него падут стены острожные.

Солдат стреляет прямо в Зозулю. Но выстрел не останавливает Зозулю. Он идет вперед. Огромный, худой, в распахнутом халате.

ЗОЗУЛЯ

Расплавятся цепи кандальные. Падут решетки каменные.

СОЛДАТ

Стой, стой, падла!

Солдат пытается сделать выпад штыком. В это время цепь обвивает его шею. Это Пашенко. Он подобрался сзади. Зозуля отбирает ружье. Смотрит прямо в синее задыхающееся лицо.

ЗОЗУЛЯ

И слово то стоит крепко. Крепче любого закона человеческого. Крепче церкви божьей. И слово это воля. Воля!

Солдат падает на колени.

ЭКСТ. День. Сахалин. Где-то между Владимирском рудником и близкой тайгой. Пащенко и Зозуля бегут. Зозуля оглядывается.

ЗОЗУЛЯ

Достанут. Недалеко ушли.

ПАЩЕНКО

А Моревой Оцепень твой на что? Ходу!

ЭКСТ. День. Сахалин. Где-то между Владимирским рудником и тайгой. Старший надзиратель Ханов около 40 смотрит в тонкую подзорную трубу германку. Потом идет вдоль цепи солдат.

ХАНОВ

Пуль не жалеть. Души у них давно отпеты, а телами канцелярия в Александровске ведает. Семенов, беглым!

Унтер Семенов дает команду. Солдаты начинают стрелять врассыпную на ходу. Расстояние между беглецами и солдатами сокращается, но и до леса Пащенко и Зозули остается все меньше и меньше.

ХАНОВ

Еще залп, Семенов!

СЕМЕНОВ

Заряжай! Цельсь! Огонь!

Новый залп. Без эффекта. Семенов хватает ружье у молоденького солдата.

СЕМЕНОВ

Дай сюда! Гусак рязанский!

Семенов мгновенно перезаряжает ружье и стреляет. Тут же зло бросает ружье. Подбегает к Ханову.

СЕМЕНОВ

Господин надзиратель и вправду заговоренные.

ХАНОВ

Что городишь, Семенов?

СЕМЕНОВ

Сами знаете как стреляю. А это ж не белка. Уйдут, подлецы.

На поясе у Ханова великолепный кольт Уолкерс с белой рукояткой.Ханов упирает револьвер в согнутый локоть. Секунда и Зозуля хватается за щеку, останавливается, но тут же продолжает бежать.

ЭКСТ. День. Пащенко и Зозуля.

ПАЩЕНКО

Что?

Щека Зозули окровавлена.

ЗОЗУЛЯ

Достали.

ПАЩЕНКО

Не останавливайся. Ходу! Ходу!

Пашенко и Зозуля скрыватся в лесу.

ЭКСТ. День. Между Владимирским рудником и тайгой. Семенов обращается к солдатам. У каждого из них на раскрытой ладони патроны. Семенов осматривает их и тихонько ругается.

ЭКСТ. День. Между Владимирским рудником и тайгой.

Семенов подходит к Ханову.

СЕМЕНОВ

Все холостые. До единого.

ХАНОВ

Заговоренные. Теперь бы еще узнать кто заговорил?

ЭКСТ. День. Сахалин. Гавань Александровска.

Берег вулканический с черной галькой. Татарский пролив не спокоен. Мелкие сильные волны толкаются друг о друга по обе стороны деревянного причала. За узкой полоской седые скалы и тайга с черным дымом лесных пожаров. На рейде пароход "Байкал". Половина груза уже выгружена и лежит на галечном берегу. Каторжники перетаскивают ящики, мешки на повозки. В руках пожилого поручика Коновалова мятый листок. Слева от него старший помощник с парохода худой швед Сверельсон. Они с Коноваловым старые знакомцы.

СВЕРЕЛЬСОН

Будто канареек не вижу.

Коновалов сверяется.

КОНОВАЛОВ

Должны. Вроде тамбовские.

Швед останавливается у кучи ящиков и сдергивает дерюгу. Под ней клетка с птицами.

КОНОВАЛОВ

Кажись не сдохли. Может и тамбовские.

СВЕРЕЛЬСОН

Лучше бы генерал-губернатор прислал куров. Кура это яйцо, пух, перо. Это хорошо. Это уютно… Тащить через весь континент канареек. В этом совсем нет разума.

КОНОВАЛОВ

По разуму, конечно, Карл Карлыч. Когда-никогда твоя Швеция выйдет. По разуму мне этот Сахалин… Жил бы я у себя в Коломне и куров воспитывал. А я здесь, дальше чем край света, канареек в каторгу тащу. Э-э-э. Да разве поймешь ты, Карл Карлыч, бремя империи. Гречки только 8 мешков.

СВЕРЕЛЬСОН

Сколько было все тут.

КОНОВАЛОВ

Тогда все.

СВЕРЕЛЬСОН

Еще литератор. Одна штука.Там между перцем и солью на ящике с динамитом.

ЭКСТ. День. Сахалин. У причала Александровского порта.

Коновалов подходит к человеку, сидящему на ящике с крупной надписью " Nobel awards". Коновалов ставит галочку в листке напротив графы – литератор.

КОНОВАЛОВ

Господин литератор.

Человек встает. Коновалов немного удивлен. Перед ним человек в партикулярном платье, лохматой черной папахе и огромной бородой. В руках у него медицинский саквояж.

КОНОВАЛОВ

Поручик Коновалов. Разгрузка почти закончилась. У меня есть место в коляске.

АНТОН

Чехов. Антон Палыч

КОНОВАЛОВ

Очень приятно. Э нет. Антон Палыч. Первый наш сахалинский закон. Шапки здесь ломают только арестанты.

ЭКСТ. День. Сахалин. Поляна в тайге. Пащенко и Зозуля выбегают на поляну. Перед ними невеликая яранга. Тут же бородатый старик и молодая девушка рядом с костром. Напротив нее сидит мальчуган лет 2. Это айну – коренной сахалинский народ.

ЗОЗУЛЯ

Ханов скоро будет.

ПАЩЕНКО

Да и они по-русски не понимают. Это не гиляки. У деда борода поповская. Это айну. Мирный народ.

ЗОЗУЛЯ

А что им понимать. Рукой покажет, куда мы побежали. Нет тут решать надо.

Зозуля решительно идет вперед.

ЭКСТ. День. Сахалин. Дорога в Александровск. Антон и Коновалов в коляске. Дорога удивительно хороша с полосатыми николаевскими столбами, желтым песочком и вежливыми каторжниками.

КОНОВАЛОВ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное