— В нашем поселке живут особенные гости, из числа тех, кто не способен контролировать свои пагубные страсти, — начал Сосновцев. — Мы их встречаем-привечаем. В баньке парим, переодеваем, переобуваем, а потом помогаем избавиться от тех привычек, которые мешают им жить.
— Вы ведь не лекарь, — нахмурилась Нечаева.
— Все верно, госпожа, — охотно согласился мужчина. — Я не ваш батюшка, который своим талантом спасает от хворей многих достойных людей. Да только страсти наших гостей не имеют ничего общего со здоровьем. Точнее, физически они чаще всего здоровы, а вот душа их страдает.
— Для этого есть душеправы, — напомнил я, ощущая между лопаток чей-то недобрый взгляд.
— Есть, — согласился Сосновцев. — Однако у нас страждущие получают помощь, которую ни один душеправ Империи не способен им дать.
Мы с Нечаевой переглянулись, а Людмила Федоровна взяла под локоть хмурого Фому и потянула его к столу.
— Как интересно, Михаил Сергеевич, — обманчиво ласково заговорила соседка. — Расскажите, в чем заключается ваш метод лечения?
— Исцеления, — мягко поправил ее мужчина. — Мы убираем человека от источника его страсти и даем ему возможность увлечься чем-то другим.
Мы заняли лавку вдоль стола, и почти сразу парень в белой рубахе, который до того безмолвной тенью находился поблизости, подал нам чашки и принялся наполнять их настоем из самовара.
— Тут мы живем, как завещали наши предки — дружной общиной, — продолжил Сосновцев. — Здесь нет телефонов, комплюхтеров и телевизоров…
Мне показалось, что хозяин клуба намеренно исковеркал слово «компьютер», придав ему тем самым презрительный оттенок.
— А сами сказали, что видели меня в кино, — пожурила его Яблокова.
— Иногда смотрим фильмы в клубе. Но только те, что одобрил я лично! Также я выдаю гостям книги, которые не смутят их разум. Знаете, вы удивитесь, но большая часть молодых людей, которые к нам приезжают, не читали ничего, кроме сообщений в телефоне. Стоит ли говорить, что каждый кинофильм здесь для них становится откровением. Приученные к пошлости и развязности юноши получают ценные уроки послушания.
— Так чем вы их исцеляете? — Яблокова не дала хозяину уйти от темы.
— Знамо чем! — пробасил Фома и сощурился. — Тут трудовой лагерь для избалованных сынков аристократов…
Сосновцев обернулся и оценивающе осмотрел Питерского. А затем подтвердил:
— Так и есть. А вы проницательны, господин…
— Я неглуп, — не стал представляться мой помощник. — И точно знаю, как выглядит место, где насильно удерживают людей.
— Здесь никого не держат против воли, — возразил Михаил Сергеевич. — Каждый наш гость подписал бумаги, по которым не имеет к нам никаких претензий. Они соглашаются провести у нас некоторое время и соблюдать при этом наши правила.
— И вязать себя позволяют? — хитро прищурившись, уточнил Фома.
— По условиям договора мы имеем право обезопасить персонал и гостя, когда он впадает в неистовство. Вы же видели, что парень был не в себе?
— Видели даже больше, чем хотели бы, — негромко сказала Нечаева.
— Еще раз простите, Арина Родионовна, — сокрушенно покачал головой хозяин поселка. — Мне правда неловко, что произошло это недоразумение…
— Сволочи! Сатрапы! — донеслось из ближайшего дома, а затем послышались резкие звуки, напоминающие свист.
— Розги? — удивилась Яблокова.
— Все согласно договору, — быстро кивнул Сосновцев. — Лекарь тут же залечивает раны, но не убирает страдания. Чтобы не повадно было нарушать.
— Разве это законно? — изумилась Арина и беспомощно взглянула на меня.
— Если договор составлен верно… — начал было я.
— Так и есть, — Михаил Сергеевич осенил себя священным знаком Искупителя. — Стал бы я рисковать своей свободой, делая что-то незаконное. Мы составляли бумаги с юристами. Каждый договор заверяем у нотариуса. И делаем это в столице, чтобы потом никто из гостей не заявил, что на него оказывалось давление. Все гости приезжают сюда сами, по своей воле…
— Я жаловаться буду… — приглушенно пищал невидимый страдалец.
— Это как-то бесчеловечно, — буркнула Арина и подсела ко мне ближе.
— Прошу каждого из вас дать мне честное слово, что все увиденное и сказанное тут останется между нами, — внезапно попросил Сосновцев. — Мне хватит вашего слова.
Мы пообещали, что не станем разглашать полученную информацию, и мужчина продолжил:
— Поймите, Арина Родионовна, тут нет никого, кто не согласился на исцеление самостоятельно. К примеру, тот, чью задницу вы изволили лицезреть…
Я предупреждающе кашлянул, и Сосновцев прижал пальцы ко рту.
— Извините… Я имел в виду того парня, которого пришлось скрутить. Он приехал к нам намедни с родителем. Тот определил сына к нам, чтобы излечить его от дурных привычек. Парень вынужден был согласиться провести у нас три месяца, иначе был бы лишен наследства и отчества. Это его собственное решение.
— И что же он такого сделал, что отец сдал его сюда? — поразилась Арина Родионовна.
— Именно этот юноша позволил себе ударить родную матушку за то, что она не выдала ему карманных денег.
— Вот же… — Фома с трудом сдержал скверное слово. И тут же виновато буркнул: — Простите.