Консультации министерство оценивало в тридцать пять копеек каждую. Дни представительства шли по полтора рубля. Так что итоговая сумма вышла невеликой.
— Деньги поступят на счёт, указанный в заявлении в конце месяца, — пояснила девушка.
— Большое спасибо, — улыбнулся я и убрал квитанцию в карман.
Сотрудница кивнула, сложила заявления с приколотыми к ним ордерами в папку и ушла куда-то вглубь лабиринта, враз потеряв ко мне всякий интерес. Я же вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.
Анна Львовна Давыдова остановилась за стеллажом, дождалась, пока дверь за посетителем не захлопнулась. Осторожно выглянула из своего укрытия, проверяя, ушел ли молодой адвокат. А затем вынула из кармана форменного кителя телефон и открыла список контактов. Набрала нужный номер и поднесла трубку к уху:
— Ко мне сейчас приходил Павел Чехов, — понизив голос произнесла она, как только мужской голос в динамике произнес «у аппарата». — Паренёк закрыл все ордера.
— Все? — удивлённо переспросил собеседник.
— Так точно.
— Но… как он успел?
— Говорит, провёл хорошую досудебную работу, — ответила делопроизводитель. — Только среди ордеров я видела обращение о взыскании заработной платы. И компенсации за смерть в ходе несчастного случая. И все это без обращения в прокуратуру или Рабочую инспекцию. А еще…
— Дело Соболева, которое он не довел до Торговой палаты, — перебил ее мужчина. — А парень хорош в ведении переговоров. Спасибо за информацию, Анна Львовна.
— Служу Империи, — отчеканила девушка, и в трубке послышались короткие гудки.
Визиты вежливости
Я вышел из здания министерства, сел в машину, откинулся на спинку сиденья. На сегодня все дела сделаны. Сейчас я вернусь домой, приму ванну, выпью чай и лягу спать…
Мечты прервал писк телефон. Я вынул аппарат из кармана, взглянул на дисплей, на котором высвечивалось сообщение от Беловой. Я открыл его. Строка содержала адрес и два имени.
— Куда ехать, вашество? — уточнил севший за руль Фома. — В офис?
Я покачал головой:
— Покой нам только снится. Нам нужно на Баррикадный проспект. Дом сорок три.
Слуга нахмурился:
— Вашество, это же Работный район. Ехать туда вечером пятницы добрые граждане не рискуют.
— Нет, я хочу закрыть все дела сегодня.
Слуга пожал плечами:
— Воля ваша, барин. Но если нас найдут утром в канаве — не говорите, что я вас предупреждал.
— Не переживай, я мастер-некромант, — успокоил я слугу.
— Да я-то что? Я ничего. Баррикадный так Баррикадный, — произнес Фома, завел двигатель, и «Империал» выехал за ворота.
Машина остановилась у небольшого ларька с надписью «Выпечка от Котиковой», перед которым расположились на высоких ножках несколько круглых столиков. У одного из них стояли трое мужиков с пивными кружками. На столешнице светлела картонная тарелка, на которой лежали тощие чебуреки.
— Здравы будьте, отцы, — окликнул их Фома, опустив стекло. — Подскажите, где можно машину оставить, чтобы случайно кто не зацепил?
— А кто тут может зацепить? — хитро прищурился один из мужиков, в замасленной куртке.
— Мальчишки могут, по глупости. А мне потом перед барином не откупиться, — вежливо продолжил помощник.
— Суровый барин-то? — спросил второй абориген, утерев рот рукавом.
— А бывают другие? — благодушно уточнил парень.
— Поставь на площадке, где мужики такси держат. Дай Петрухе рупь, и он от этой машинки даже летучую мышь отгонит.
— Скажешь тоже –рупь, — хохотнул слуга. — Я за рупь наждак зубами на лету остановлю.
— А ты не так прост, как кажешься, — хохотнул работяга. — Дай ему двадцать копеек и скажи, что от Митрича. И можешь не беспокоиться — никто не тронет транспорт.
Когда мы отъехали в указанном направлении, я спросил:
— Почему ты хочешь оставить машину на стоянке?
— Вашество, — вздохнул парень, — мы ж к семье усопшего едем. А там могут и поминать.
— И что? — не понял я.
— Пьяные там скорее всего, — терпеливо пояснил Фома. — А хмельным простолюдинам может не понравиться, ежели к ним подъедет барин. Да еще и с вопросами об усопшем.
— Об этом я не подумал, — признался я.
— А без машинки мы подойдем спокойно. Вас и вовсе могут принять за франта с работы этого самого убитого. И мы осторожно все вызнаем и по-тихому краями разойдемся.
Машина на самом деле в этом месте выглядела слишком заметной. Фома вырулил к стоянке такси, которая оказался пятачком за каким-то административным зданием. Ограда была условной и представляла собой ржавую сетку. На выезде на старом потрепанном кресле, которое кто-то, видимо, вынес на мусорку, под выцветшим пляжным зонтиком сидел парень в тельняшке. Завидев нас, он поднялся на ноги и взялся за свисток, который висел у него на шее.
— Здарова Петруха, — выкрикнул ему Фома и махнул рукой. — Меня к тебе Митрич послал, чтобы машинку оставить на часик-другой.
— Рупь, — нагло заявил рябой парнишка и приосанился.
— Десять копеек сейчас и десять, когда вернусь, — строго обрезал Фома. — А если попортишь машину — шкуру с тебя спущу.
— Тридцать, — насупился Петруха и важно вытер красный нос.
— Двадцать, — не уступал помощник. — И две сигареты, ежели ты не малой.