— Кажется, скоро мое мнение в этом доме совсем не будет учитываться, — пробормотал я, глядя, как проходит работа.
— Ну что вы, Павел Филиппович, — отмахнулась жутко довольная собой призрак. — Раз уж я научилась общаться с живыми, пусть и при помощи письма, то могу взять на себя принятие несложных решений, касающихся нашего дома.
— И моего офиса, — возразил я.
Фома застыл, понимая, что между мной и Любовью Федоровной вышел спор. Призрак же недовольно нахмурилась. Но я только махнул рукой:
— Вешайте.
Направился к выходу. И уже у дверей услышал голос Арины Родионовны:
— Павел Филиппович, вы нас покидаете?
— Нужно завершить одно дело, — ответил я, открыл дверь и вышел на крыльцо.
Машина подъехала через пять минут и замерла напротив арки. Я спустился по ступеням, прошел по дорожке и сел на пассажирское сиденье рядом с водителем. Зимин уже по привычке проколол руку, взглянул на меня. Я кивнул. Потянулся было за захваченным в офисе ножом для бумаг, но кустодий меня остановил:
— Не нужно, Павел Филиппович. Я вам верю.
— А если я мимик? — провокационно уточнил я.
— Это было бы просто прекрасно, — с пугающей улыбкой ответил Стас. — Тогда вопрос был бы решен уже сегодня. Куда едем?
Я назвал адрес Льва Витальевича и кустодий без лишних вопросов завел двигатель. Машина выехала на дорогу.
— Вы хотели поговорить, — напомнил Стас.
— Да. Сегодня художник Антон Залежный принес мне одну занимательную картину. В качестве благодарности за то, что я помог ему избежать уголовной ответственности.
Зимин обернулся ко мне:
— И?
— На картине была изображена история одного помещика, — продолжил я. — Белобородова. Он жил под Лугой и был меценатом театра. И убивал актрис-простолюдинок, которые играли у него на любительской сцене.
Кустодий кивнул:
— Интересная история. Думаете, этот помещик как-то связан с нашими мимиками?
— Даже если и связан, ребенок Белобородова наверняка сменил фамилию, — ответил я. — Раскрылось все как раз перед революцией. А у потомка были средства и связи, чтобы избавиться от порочащей фамилии.
— Тоже верно, — согласился Зимин. — Выходит, наши мимики — внуки этого самого Белобородова?
— Один точно, учитывая, что он начал убивать ещё во времена Смуты.
— Интересно, кем был ребенок этого душегуба, — задумчиво протянул Стас.
Я промолчал. Хотя и начал догадываться, кем он был.
В кармане зазвонил телефон. Я вынул аппарат, взглянул на экран, на котором высвечивался номер Беловой. И нажал на кнопку приёма вызова:
— У аппарата.
— Ну и задачу ты задал, Чехов, — послышался из динамика бодрый голос Беловой. — Никак. Журналистка никак не связана с лекарней.
— Спасибо, — поблагодарил я подругу. — Но это уже неактуально почти все распутал. Осталось только поговорить с лекарем Витте по поводу журналистки. Скоро доделаю дела и поеду.
— Зачем тебе этот лекарь… — начала было девушка, но я уже сбросил звонок. И убрал аппарат в карман.
— Что по поводу журналистки? — уточнил Зимин.
— Райскую что-то связывает с лекарней Святого Николая, — после недолгого молчания ответил я.
Стас задумался. Затем вынул из кармана телефон, набрал номер:
— Привет. Слушай, сможешь узнать про одну девицу? Лена Борисова, работает в желтой газетенке. Она как-то связана с лекарней Святого Николая. Ага, спасибо.
Он сбросил вызов, убрал в карман телефон, и уставился на дорогу.
— Думаете, что тот, кто вам звонил — мимик? — уточнил он.
— Может быть, — пожал плечами я. — если так, то он постарается нас опередить и приехать к старику первым. Если нет — Лев Витальевич расскажет нам про журналистку.
Стас обернулся ко мне, и в его взгляде я увидел нечто похожее на одобрение.
— Вот оно что. Хитро, Павел Филиппович, — оценил он.
Машина притормозила у нужного дома. Мы вышли из авто и направились по дорожке.
— Неприятное местечко, — проворчал Зимин, поднимая воротник пиджака. — Какое-то конфетное все.
Витте нашелся там же, где я встретил его в прошлый раз. Он присел у клумбы, а рядом стояла корзинка с инструментами.
— Добрый день, Лев Витальевич, — поприветствовал его я.
Мужчина оторвался от своего занятия, взглянул на меня, затем перевел взгляд на моего спутника. На секунду нахмурил брови, будто вспоминая, где он мог видеть кустодия. А затем с добродушной улыбкой ответил:
— Добрый, юноша. И вам тоже добрый день, мастер Зимин.
— Узнали, значит, — буркнул кустодий.
— Ещё бы. Я писал заключение о вашей вменяемости. А дело было громкое.
— Ну спасибо, что не отправили в дом скудоумия, Лев Витальевич, — усмехнулся Зимин. — Там бы меня быстро превратили в овощ.
— Ну, признаться честно, вначале я хотел, поступить именно так, — без тени смущения ответил лекарь. — Ваш садизм и насилие, как единственный способ разрешить вопрос, не является нормой в обществе.
— Насилие? — Зимин невесело усмехнулся. — А пробовали ли вы, лекарь, несколько лет кряду работать с острожными и каторжниками? Они, скажу я вам, люди очень хитрые. И отвечать перед законом за свои проступки не всегда хотят. Врут тебе в глаза на допросе, юлят, извиваются.
— Не довелось работать с подобными людьми вплотную, — легко согласился Витте.