Чехов книга 6. Договор на крови

— Но раз вы здесь, я хотел бы узнать, про те эпизоды, за которые вы понесли наказание.

— Можете спросить у своего отца, если вам так интересно. Вы же наверняка знаете, что именно он вел мое дело. Хотя он был очень занятым человеком. Быть может, и не помнит одного из множества злодеев, которых упек на каторгу.

Я занял место напротив Волкова. Взял свою чашку, сделал глоток и откинулся на спинку кресла:

— Знаете, мастер, мой отец считается лучшим дознавателем времен Смуты. У него были высокие показатели по раскрываемости. Но у нас с Филиппом Петровичем разные подходы к ведению дел. И я думаю, он не заметил или не принял во внимание во время следствия некоторые факты, которые мог считать несущественными. Я полагаю, что в вашем деле таких фактов может быть очень много.

Я сделал еще глоток чая и вопросительно взглянул на «октябриста». Волков замялся, явно не ожидая от меня такой откровенности. Но все же ответил:

— Вы же знаете, что в Смуту договорные отношения практически не работали. Рабочий кодекс в те времена только формировался и постоянно менялся, вносились правки, а промышленники тут же искали лазейки, чтобы нарушить закон. Все желали найти свою выгоду.

Я кивнул. Окончательную версию Рабочего кодекса приняли пять лет назад. Во времена Смуты же работягам попросту некому было жаловаться о нарушении прав.

— Так вот. В сфере строительства в те времена творился сущий бардак, — продолжил Волков. — Тогда было принято работать через субподряды. И иногда такая цепочка могла растянуться очень далеко. Строительные бригады нанимались за сущие копейки. Часто, чтобы сэкономить, рабочих попросту обманывали. Кому было дело до простолюдинов, руки которых были покрыты мозолями.

— И в этот момент они обращались к вам, — догадался я, и Волков кивнул:

— Верно. И я с друзьями убеждал промышленников, что деньги за честный труд все же надо выплатить. Обычно подрядчики прислушивались к голосу разума. Но иногда они все же начинали артачиться. Тогда приходилось применять меры.

— Избиения и вывоз в багажнике в лес? — предположил я.

— Сперва анонимные заявления в фискальную службу о неуплате налогов, — с готовностью ответил гость и сделал глоток чая. — Если это не помогало, в ход шли предупреждения. На этом этапе большинство промышленников понимали, что поступают некрасиво. А точнее, осознавали, что обман не пройдет. Ну а с единицами разговор был короткий.

Мужчина развел руками:

— Такие уж были времена. И я ни о чем не жалею, — закончил он.

Он замолчал. Я же задумчиво смотрел за спину сидевшего напротив гостя. На стене висело полотно, которое Любовь Федоровна часто поправляла, очерчивая раму призрачными пальцами. У каждого были свои слабости. И у этого человека, который легко признавал свои грехи, тоже были.

— Теперь стало более понятно. Вы были героем, который забирал у богатых, чтобы выплатить их долги бедным.

— Само собой, мы делали все это не бесплатно, — тут же пояснил Волков. — Не стану врать, мне тоже надо было на что-то жить. Хотелось вкусно есть, пить напитки, от которых не только горит желудок. И женщины… — он смутился, чем изрядно меня удивил. Отчего-то к такому ответу я не был готов.

— Вы молоды, Павел Филиппович. К тому же рождены в семье, в которой нет нужды. Вам сложно будет понять, о чем я говорю.

— Куда мне, — усмехнулся я.

— Вы знаете, кому принадлежал этот дом?

— Одной известной даме, — осторожно кивнул я.

— Виноградова была не просто дама, — вздохнул мужчина. — Она была леди с железным характером. Я никогда не встречал подобных ей. Сильная, смелая, отчаянная. Она могла вести разговор с любым бандитом так, словно у нее были стальные…- Волков осекся и хмыкнул, — Я был без ума от нее. Решил, что во что бы то ни стало добьюсь ее расположения. Дарил ей шелка, меха и драгоценности. А она высылала мне их обратно. Упрямая бестия. Лишь однажды вернула диадему, из которой вынула ножом камень. Пояснила курьеру, что ей нужен алмаз такого размера, чтобы делать засечки на бутылке и проверять не отливает ли коньяк ее слуга.

Я не сдержался и засмеялся, представив шок молодого Волкова.

— Вот и я смеялся, — улыбнулся мужчина. — Тогда решил, что женюсь на ней.

— Почему же не женились?

— Потому что попал под статью о вымогательстве. А когда за дело взялся Филипп Петрович, я уже понял, что выйти не получится. Слишком уж известной фигурой он был уже в те времена. А еще про него говорили, что Чехов не любит проигрывать. Поэтому и закрывает почти все дела. И когда я и мои друзья быстро попали в острог, то из него почти все пошли на каторгу.

— Интересная история, — заключил я.

— Во времена Смуты многое в жизни людей могло превратиться, как вы сказали, в «интересную историю», — ответил Волков, допил чай и поставил чашку на стол. — Я узнал, что Любови Федоровны нет в живых, когда уже отбывал наказание. Представьте, Павел Филиппович, я тогда подумал, что если бы остался на свободе, то не позволил случиться этой беде. Костьми бы лег, но не позволил ей погибнуть.