Борьбу за своего Чехова вели не только родственники, но и литературные наследники. Двух главных после революции разделила непреодолимая идеологическая граница (хотя оба долго жили в одном, европейском, хронотопе). В этом столкновении Горький выглядит более великодушным, может быть, потому, что кажется современникам несомненным победителем (даже несмотря на бунинскую Нобелевскую премию). В ответ на многочисленные резкие нападки Бунина, Горький то приведет в письме своему биографу длинный список «кое-каких неточностей» в очередном бунинском мемуаре, то представит для публикации около полусотни дружеских бунинских писем к нему, то понимающе-снисходительно вздохнет в письме «третьему Толстому»: «Жутко и нелепо настроен Иван Алексеев, злопыхательство его все возрастает – и странное дело! – мне кажется, что его мания величия – болезнь искусственная, самовнушенная, выдуманная им для сохранения» (А. Н. Толстому, февраль 1932 г.). В рамках «литературной учебы» Горький не раз предъявлял молодым литераторам список классиков, у которых надо учиться языку: Бунину там всегда отводилось место рядом с Чеховым. «…Читайте, таких мастеров словесного искусства каковы: Пушкин, Гоголь, Л. Толстой, Лесков, Чехов, Бунин. Читайте, старайтесь уловить, чем отличается Лесков от Гоголя и Толстого, Чехов от Бунина» (А. Перегудову, 4 октября 1927 г.).
Что же касается конкретной толстовской реплики, Горький мог возразить: при тебе, Иван, не говорил, а при мне говорил. Слова могли быть несколько иными, но любовно-отеческое отношение Толстого к Чехову (пока речь не заходила о драматургии или религии) – факт, подтвержденный многими мемуаристами.