Чекист. Неизвестная война

Как всегда, я мысленно перевёл старые весовые единицы в метрические. Полфунта хлеба – двести с небольшим грамм, мясо – двадцать с небольшим грамм, крупа – сорок грамм. Подозреваю, что реальные нормы были немного выше, но охранники вполне могли оставлять «излишки» себе. Может, свинарник обустроили, да мало ли. Галеты можно менять на что-нибудь полезное. Помнится, во время службы в армии я обращал внимание, что хлеборез вставляет в приспособление для выдавливания «шайбочек» сливочного масла пергаментную бумажку, но не задумывался, почему. Спустя пару лет мой друг детства Владик, с которым мы играли в солдатики, два года тянувший лямку «хлебореза» и сумевший за это время накопить деньжат на фирменные джинсы и ещё какие-то тряпки с американскими лейблами, пояснил, что его работа была золотым дном! Тут тебе «излишки» и сахара, и хлеба. А маленькая пергаментная бумажка на каждой солдатской порции в двадцать грамм «экономила» какую-то сотую, если не тысячную долю, которая впоследствии превращалась в килограммы! Правда, вздыхал тогда мой приятель, приходилось делиться с прапорщиком, начстоловой.

В девяностые годы наши пути с Владиком разошлись. Я ушёл в государственную структуру, а он, наоборот, в криминал. Конец, собственно говоря, закономерен. Однажды попал он под автоматную очередь. И добро бы – омоновцев или СОБРА, так словил пули от своих же подельников. Помнится, узнав о гибели приятеля, через знакомых в милиции я стал выяснять подробности. Узнал, что всё было предельно просто. Владик взял у своих сотоварищей энную сумму денег для покупки автомобилей не то в Польше, не то в Германии (сейчас уже и не вспомню, какие авто, но для того времени что-то крутое), всё приобрёл честь по чести, но попытался чуть-чуть заработать, однако его отчего-то не поняли.

Труп пахана вынесли его приближённые и, под охраной одного из тюремщиков, деловито потащили прочь. Нас никто не спросил – отчего человек умер, своей ли смертью, или помог кто? За оградой была выкопана длинная траншея, куда и складывали тела, присыпали их известью, а потом, по мере надобности, закидывали землёй.

На работу погнали тоже за пределы лагеря. Наш барак, в количестве пятидесяти человек, конвоировало шесть охранников, вооружённых берданками без штыков. Я шёл и старался рассмотреть всё, что нам могло пригодиться. Давешние карбасы как стояли, так и стоят. Или их стало больше? Вчера посчитать не догадался, сравнивать трудно. Мачты не сняты, вёсла не убраны. Стало быть, лихих людей не опасаются.

Труд узников заключался в следующем: корчевать деревья, а потом сваливать их в огромные кучи. В чём смысл подобной работы, я не очень-то понимал. Может быть, здесь собираются заниматься земледелием или расширяют территорию для обустройства нового лагеря? А может, просто ради того, чтобы чем-то занять заключённых, чтобы мы уставали и не было времени для болтовни и дурных настроений?

Корчевали так. Вначале окапывали дерево, пытаясь пройти как можно глубже и ближе к корням, затем в углубление вставляли ваги – длинные крепкие жерди, подкладывали под них камни и чурбаки, изо всей силы налегали на ваги, а остальные в это время накидывали на верхушку дерева верёвки и тянули на себя. Подозреваю, что именно так наши предки и расчищали леса, освобождая себе территории под пашни. Правда, сваленные деревья они сжигали, превращая в ценное удобрение, а не оставляли гнить под солнцем и ветром.

Дело бы шло быстрее, если б у нас нашлась хотя бы парочка топоров, а вместо жердей – ломы, но их нам не давали. Ещё хорошо, что охранники разрешали пользоваться лопатами. И то – постоянно держали на прицеле тех, кто орудовал ими.

В обед привезли похлёбку – мутную болтушку, слегка пахнущую крупой и мясом, но ни крупы, ни мяса в ней не было. Обед был не слишком горячим, но хотя бы тёплым, так и то хорошо. В обед полагалось ещё по четыре галеты. И спасибо, что товарищи подсказали взять свою кружку на работу, а иначе остался бы без супа. Кружка, привязанная верёвочкой к галифе, колотилась о задницу!

Откровенно говоря, похлёбка объёмом в триста грамм и четыре галеты меня не насытили. С удовольствием съел бы ещё столько, а лучше два раза по столько. Нет, дорогие мои, здесь мне оставаться не хочется.

Ещё обратил внимание, что кое-кто из моих товарищей украдкой от охранников срывали какие-то листочки-лепесточки – не то лопушки, не то одуванчики. Вначале не понял, но потом до меня дошло! Это же голимые витамины! И я при первой же возможности набил карманы листьями одуванчика. Вроде бы из него даже салаты делают, и кролики довольны, чем я хуже?

Вечером нам выдали ещё по четыре галеты, налили по кружке воды и загнали в барак.

Уже забравшись на нары, прикинул: сколько весит одна галета? Если грамм двадцать, тогда нормально, а если десять?