Чекист

Он встревожился. Нужно было скорее начинать митинг.

Выбравшись из толпы, комиссар прошел к покрытому кумачом столу, поставленному у стены одной из казарм. Здесь ожидали его Семен Панков и несколько ротных командиров.

По двору прокатился гул, все двинулись к столу, передние стали усаживаться на землю, задние влезли на повозки, и наступила тишина.

— Товарищи красноармейцы! — начал Жилин, строго оглядывая застывшую толпу, залитую розовым светом уже теплого мартовского солнца. — Советская республика ведет последний, жестокий бой с врагами социалистической революции!..

* * *

В двух шагах от места, где шел митинг, в темной задней комнате оружейной мастерской встретились два бывших царских офицера — представитель деникинской армии и командир батальона 34-го стрелкового полка. Разговор их был краток.

— Зачем вы сюда явились? — с упреком воскликнул бывший штабс-капитан. — Мы ведь сообщили вам свой ответ.

— Я надеюсь, что вы передумаете, господа, — пожал плечами деникинский посланник.

— Нет, нет, нет! Ни в каких авантюрах мы участвовать не будем. Это общее мнение всех бывших офицеров бригады, и мы просим...

— Глупости! — резко прервал его гость. — Артиллерийский дивизион готов выступить, я был там час назад...

— Очень жаль, — развел руками командир батальона.

— Да, там офицеры не оказались трусами!

— Как вы можете так говорить! Ведь вы офицер, вы должны понять: мы присягнули Советскому правительству. А вы требуете от нас измены!

— Странные понятия о долге: блюсти верность голоштанным комиссарам и сражаться против истинных патриотов России.

— А что у меня общего с генералом Деникиным? — покраснев, заговорил комбат. — Ни у меня, ни у моих предков никогда не было ни титулов, ни усадеб, не хватало средств к существованию. И вы, и ваши друзья всегда смотрели на меня сверху вниз, оскорбляли на каждом шагу! Для вас я всегда был выскочкой. Почему должен я возвращать вам ваши поместья? Да мне, если хотите, в тысячу раз ближе идеи равенства!

— Вот как? В таком случае немедленно выдайте меня чекистам, — спокойно сказал деникинский посланник и встал.

— А, вы прекрасно знаете, ваше сиятельство, что я этого не сделаю! Не смогу этого сделать!

— Этим я обязан не вам, — холодно поклонился граф, — а остаткам офицерской чести, которые пока еще сильнее вашей трусости.

— Не испытывайте моего терпения! — сказал комбат. — И больше не появляйтесь здесь — иначе я ни за что не поручусь.

— Надеюсь, меня не узнают, — ответил гость, застегивая свою ватную куртку и надевая старый порыжелый картуз. — Не узнают, если кто-нибудь не поможет, — с угрозой в голосе добавил он. И уже выходя, сказал: — Я передам ваши слова главнокомандующему. Вы будете сожалеть о них.

Нужно было тут же схватить его, отправить в трибунал. Но проклятое ложное благородство, честное слово, которым он гарантировал безопасность этого человека, весь кодекс с детства впитанных понятий о морали крепко держали штабс-капитана. Он вытер платком взмокший лоб, пригладил редкие седые волосы и вышел во двор.

* * *

Митинг заканчивался. Жилин уже отвечал на вопросы. И здесь начало разгораться то сражение, которое почти две недели так активно готовилось всеми силами подполья.

Потрясая запиской, Жилин кричал:

— Товарищи, какой-то чересчур грамотный человек спрашивает, почему нет свободного провоза продуктов отдельными гражданами!

— Верно! Говори! Давай провоз! — неслось со всех сторон.

— Отвечаю! — изо всех сил крикнул Жилин. И дождавшись относительной тишины, отчеканил: — Потому что получится свобода провоза для одних спекулянтов, товарищи!

Комбат увидел своего недавнего гостя прислонившимся к одной из повозок. Тот, заметив это, презрительно усмехнулся и, бравируя своим бесстрашием, подтянулся за борт повозки, встал на ось и звонко, задорно крикнул:

— Лучше у спекулянта купить, чем с голоду подохнуть!

Одобрительный гул покрыл его слова. А он неторопливо спустился на землю и не спеша, не оглядываясь, пошел со двора.

— На четверть фунта хлеба в день не навоюешься, братцы! — кричал маленький вихрастый солдат в огромной вислоухой ушанке.

К столу шагнул рослый, бородатый и косматый детина и сиплым басом сказал:

— Повоюешь! Поставят тебе за спину заградотряд из Чеки, будешь вперед бежать и «уря» орать!

Детину узнали — это был знаменитый брянский босяк по кличке Плевна, объявивший себя идейным анархистом. Его заявление встретили хохотом, криками:

— Крой, Плевна! Долой Чеку!

Молодой красноармеец, видно из рабочих, оперевшись на чьи-то плечи и высоко поднявшись над толпой, старался всех перекричать:

— Товарищи! Чека борется с контрреволюцией! Чека бьет контру, товарищи!

В ответ раздался свист.

Жилину было ясно, что настроение собравшихся изменилось не случайно.

— Надо кончать митинг, — шепнул он Панкову. — Здесь слишком много посторонних и подозрительных.

Но в это время недалеко от них в толпе несколько голосов хором прокричали:

— Слу-шай-те!

И оттуда кто-то невидимый в мгновенно наступившей тишине громко и внятно сказал: