— Чекисты и коммунисты против народа, против революции. Все вы знали настоящего революционера художника с Брянского завода товарища Гарусова. Позавчера чекисты предательски заманили его в лес и подло убили! Долой убийц!
И хотя мало кто из присутствующих знал Гарусова, рев покрыл эти слова.
Комбат протиснулся к столу. Возле Жилина собрались почти все командиры.
— Разведите людей по местам! — бросил им Жилин и вскочил на стол.
Коммунисты и комсомольцы стали со всех сторон пробираться к нему. Но их было немного, Жилин насчитал всего семнадцать человек.
Коренастая фигура военкома, который, заложив ладони за пояс гимнастерки, невозмутимо сверху оглядывал толпу, была хорошо видна отовсюду. Его уверенность и насмешливая улыбка, его спокойствие подействовали. Шум понемногу стал спадать.
— Товарищи красноармейцы! — негромко сказал Жилин, и его услышали во всех концах площади. — Среди вас затесались люди, которые хотят сорвать наш митинг. Это провокаторы, враги, перед которыми мы не станем говорить о наших боевых делах и задачах. Поэтому сейчас командиры разведут вас по подразделениям. Вы сами должны очистить ваши ряды от контрреволюционной сволочи!
— Становись! Становись! Становись! — раздались команды ротных. Часть толпы шарахнулась к воротам, остальные строились на плацу.
На другой день после митинга Митя подошел к зданию на Московской улице, где помещался штаб бригады. Рядом, в доме бывшего офицерского собрания, сейчас находился Центротеатр. На фанерном щите красными буквами стояло:
«Разбойники». Трагедия Шиллера. С участием артистов столичных театров. Просьба не лузгать семечки».
— Начинается пролетарская культура! — насмешливо произнес кто-то за Митиной спиной.
Митя обернулся. Перед ним стоял Владислав в кавалерийской куртке, в кубанке, в сапогах со шпорами. Плоская серьга величиной с копейку поблескивала в правом ухе. Его удлиненное, тонкое и бледное лицо с маленькими усиками было красиво, когда он, играя бровями, улыбался Мите.
— Да, начинается пролетарская культура! — с вызовом повторил Митя. — Что тут смешного?
Словно не замечая Митиного тона, Владислав положил руку ему на плечо.
— Впрочем, народ нужно развлекать, это правильно...
Митя страстно любил театр, и слова Владислава прозвучали для него особенно фальшиво.
— Театр — не конфетка! — резко сказал он и, дрожа от ненависти, отодвинулся.
Внезапно он понял, как давно и глубоко ненавидит этого человека с его воркующим голосом, пошлой серьгой, искусственной, недоброй улыбкой. «Ревную?! — подумал Митя и немедленно осудил себя: — Я несправедлив к нему!»
— Ваш брат говорил мне, вы идете в армию?
Митя принудил себя ответить и даже показал направление, выданное губисполкомом.
— Завидую вам, Димитрий, — произнес Владислав, продолжая улыбаться. Ему было лет под тридцать, и он говорил с Митей, как старший. — А мы тут остаемся, в обозе, так сказать. — Он цепко ухватил Митю под руку и стал прогуливаться с ним перед зданием штаба. — Я чекаю, ожидаю стоматолога, — пояснил он, кивая на вывеску у входа в дом: «Зубной врач Губерман». Штаб занимал второй этаж.
Владислав говорил и говорил, будто боясь остановиться. Польские коммунисты считают, что отделение Польши от Советской России — тяжелая ошибка. И какой результат? Польшей управляет гениальный пианист и бездарный политик, который привел страну на грань катастрофы.
Митя хотел спросить, с каких пор Владислав причисляет себя к коммунистам, но промолчал.
Цокот копыт, к которому Митя прислушивался уже несколько секунд, стал приближаться. К зданию штаба галопом подскакали два всадника. Один из них, Семен Панков, с которым Митя ездил за дезертирами, бросил поводья адъютанту и взбежал на крыльцо.
— Извините, пожалуйста, — опомнился Владислав, — я вас задерживаю. Вам нужно в штаб...
— Да, я пойду, — обрадовался Митя.
— Хотя, пока моего Губермана нет, я провожу вас, — вежливо сказал Владислав и первый направился в дом.
Панков и Жилин стояли на пороге канцелярии, разговаривая вполголоса. Завидев Митю с Владиславом, замолчали.
— В чем дело? — недовольно спросил Жилин, оглядывая их.
— Брат моего начальника Медведева, к вам в бригаду направлен, — с любезной улыбкой сообщил Владислав.
— А-а, Митя, — узнал его Панков. — Вот и хорошо! Кстати, среди пополнения у тебя есть знакомые. Поедем сейчас со мной, пулеметчиков выводить. Там, брат, у нас заваруха. Лошадь найдется? — обратился он к Жилину. Сердце у Мити заколотилось от радости. Сразу — на коня! Пусть-ка этот пеший кавалерист с серьгой посмотрит!
— Может быть, нужно что-либо передать председателю Чрезвычайной комиссии? — по-военному вытянувшись, обратился к Жилину Владислав.
Тот удивленно и внимательно взглянул на него, с секунду подумал и, не ответив, обернулся к Мите.
— Пойдем со мной во двор, коня возьмешь.
Когда Митя следом за Панковым рысью ехал по Московской, он увидел Владислава, почти бежавшего к рынку.