Чекистские будни

Примерно через неделю был получен приказ покинуть город. Мне поручили организовать связь с несколькими оставляемыми нами во Львове радиостанциями. Я совсем не лирик по натуре и не склонен к сентиментам, однако мне трудно, было расставаться с моими товарищами-радистами, которым вскоре предстояло работать по ту сторону фронта. Среди них были и те, кто в свое время проникли к нам из-за кордона с далеко не мирными целями, но затем поняли ошибочность своих взглядов и стали честно и бескорыстно помогать нам во имя нашего общего дела.

В моем ведении была приемно-передаточная станция, оборудованная на автофургоне. С ее помощью мы должны были поддерживать связь с львовскими товарищами. Наш автофургон двигался все время в прифронтовой полосе вместе с войсками, отступавшими в направлении Киева. Редкий день над нами не кружили вражеские самолеты, а канонада, то приближаясь, то отдаляясь, не смолкала, кажется, ни на минуту.

Под Киевом, во время массированного налета фашистской авиации, я был контужен. Серая пелена застилала глаза, голова раскалывалась от боли. А автофургон со скрипом и лязгом все катил и катил по проселочным дорогам.

Как только советские войска оставили Львов, фашисты ввели в город батальон СС «Нахтигаль», состоявший из оуновских головорезов. Батальон в походном порядке сразу же направился к горе Святой Юра — в резиденцию митрополита Шептицкого, чтобы получить благословение своего духовного отца. И тот благословил жаждущих крови националистов на черные дела.

Злодеяния фашистских варваров не поддаются описанию. Прежде всего они провели «чистку» среди поляков, украинцев и евреев. С каким-то бешеным остервенением и садизмом они уничтожали советскую и польскую интеллигенцию. Тысячи и тысячи мирных людей — учителей, врачей, инженеров, юристов, журналистов — были расстреляны или погибли в концлагерях.

ДОСТАВЛЕН ПО НАЗНАЧЕНИЮ

Где-то в последней декаде августа наш автофургон прибыл в Киев. Здесь я был недолго. Через две недели пришел вызов из Москвы: меня, как знающего польский язык, решили включить в группу офицеров, которые должны были принять участие в формировании на территории СССР польской армии. Однако попасть в Москву удалось не сразу. Мне вместе с одним майором — если не ошибаюсь, его фамилия была Вольнов — поручили доставить в Генеральный штаб гитлеровского военного летчика — аса, сбитого в воздушном бою под Киевом.

В наше распоряжение выделили грузовую машину, в кузов которой поставили большую бочку с бензином. Когда все приготовления были закончены, под конвоем привели испуганного неказистого на вид немецкого летчика в мундире без погон и без головного убора. Немец забился в угол кузова и, сидя на корточках, затравленно косился на нас оттуда, вероятно считая, что его собираются везти за город на расстрел. Потом появился хмурый капитан-переводчик и, вручая нам пакет с документами, передал напутствие начальства: во что бы то ни стало добраться с немцем до Москвы, в случае чего машину бросить и пробираться пешком. Видно, летчик этот представлял для нашего военного командования большой интерес.

Пора было отправляться в путь. Нас предупредили, что напрямую из Киева в Москву уже не пробиться: дорога перерезана наступающими фашистскими войсками. Поэтому, посовещавшись, мы с майором приняли решение попытаться выйти на Минское шоссе через Чернигов.

Едем лесом. Кругом необыкновенная тишина, не слышно даже отдаленной артиллерийской канонады. Кажется, что нет никакой войны, всюду мир и покой.

Ранним утром подъезжаем к южной окраине Чернигова. Из-за кудрявых деревьев, кое-где уже надевших свой желтовато-багряный осенний наряд, выглянул красноватый диск солнца.

Наш ас поеживается от утренней прохлады. До сих пор он не проронил ни слова. Молчим и мы, борясь с одолевающей нас дремотой. Может быть, сумеем где-нибудь здесь, в городе, часок-другой поспать.

— Куда мы едем? — неожиданно спрашивает немецкий летчик.

— В Москву, — отвечает майор и многозначительно смотрит на меня: вопрос был задан по-русски.

— Понятно. Чтобы снять с меня голову прямо на Красной площади… Как Стеньке Разину, — криво усмехается летчик.

— Вы слыхали о Разине?

— Да, кое-что читал о нем.

Оказывается, этот немец неплохо знает русский язык. Не зря, значит, его затребовали в Генеральный штаб.

Чернигов встречает нас странной пустотой и безмолвием. На улицах ни души. Куда же все подевались? Никто не спешит на работу, не идет на базар, не гремит ведрами у водоразборных колонок. Правда, еще совсем рано. Может, черниговцы еще не проснулись?

Машина мчится к центру города. Вдруг взвизгнули тормоза, и нас швырнуло на дно кузова. Поднимаюсь на ноги, потирая ушибленное колено. Прямо перед машиной, широко раскинув руки, стоит пожилая женщина. Видимо, она выскочила из ближайшей подворотни и чуть было не оказалась под колесами.

— Стойте! Куда вы? — кричит она. — Там, за церковью, немцы!