Чекистские будни

— Его блаженство знают и в Москве, — заметил я. — В прошлом году мне на глаза попалась книга «Правда о религии в СССР», изданная Московской патриархией. Там неоднократно упоминается митрополит Стефан. Даже фотография его напечатана. И написано о том, какую борьбу ведет его блаженство против гитлеровцев.

— Да может ли такое быть! — воскликнул Шавельский.

— Сам читал, уверяю вас.

В это время из кабинета вышел митрополит. Шавель-ский поспешил навстречу, остановил его и стал что-то ему шептать, поглядывая в мою сторону. Потом они оба подошли ко мне. Я встал, поклонился. Митрополит спросил, могу ли я достать книгу, о которой говорит Шавельский.

— Думаю, достану, только не так скоро, — ответил я.

— Буду очень благодарен, — проговорил митрополит и предложил встретиться в этой приемной через неделю.

Я согласился, однако сказал, что вряд ли к тому дню книга будет у меня.

Вторая встреча была очень короткая.

— Ну, как ваш мост? — поинтересовался митрополит Стефан.

— Только еще начинают строить, — пошутил я.

— А меня, понимаете ли, коронка подвела, — сказал он. — Хорошо еще, что коронка. Куда хуже, когда подводит корона. — И владыка многозначительно усмехнулся.

Мне оставалось только подхватить его остроумный каламбур:

— Уж куда хуже! Как показывает история, в отличие от коронок короны вообще не восстанавливаются.

— К сожалению или к счастью, но это так, — кивнул митрополит. — Знаете что, Димитрий, в приемной врача трудно вести душевный разговор. Приезжайте-ка лучше ко мне — там и поговорим вдоволь. Давайте завтра. В три часа жду вас в центре, напротив собора «Святой Недели», у сладкарницы. Идет?

…И вот я в гостях у владыки. Софийский митрополит Стефан оказался человеком умным, проницательным. В свое время он окончил духовную академию в Киеве, хорошо знал русских классиков и часто цитировал их. Может быть, поэтому наш разговор за столом начался с русской и болгарской литератур. Вспомнили Пушкина, Тургенева, Ивана Вазова.

— А вот такие стихи Ивана Вазова вы не помните? — спросил он. И тут же прочел наизусть:

…По всей Болгарии сейчас
одно лишь слово есть у нас,
и стон один и клич: Россия!

Россия! Свято нам оно,

то имя милое, родное.
Оно, во мраке огневое,
для нас надеждою полно.

И мы тебя зовем святой,

и, как сыны, тебя мы любим,
и ждем тебя мы, как Мессию, —
ждем, потому что ты Россия!

Затем его блаженство, не дав мне, как говорится, раскрыть рта, прочитал еще один отрывок:

Но если б вы взяли
не полную меру,
а только крупицу,
зерно
моей веры, —
тогда б закричал я,
сраженный потерей,
завыл бы я раненной
в сердце пантерой.

Это написал Никола Вапцаров, — сказал владыка. — Может быть, слышали? Не без способностей был человек…

Конечно, я слышал об этом болгарском поэте-революционере. И его знаменитое стихотворение «Вера», строки из которого процитировал мой собеседник, тоже не раз слыхал. Никола Вапцаров был коммунистом. В своих пламенных революционных стихах он резко выступал против фашизма. Монархо-фашистские власти расстреляли его в 1942 году. Интересно, с какой целью митрополит Стефан сейчас упомянул о нем?

Заметив, вероятно, удивление на моем лице, митрополит добродушно улыбнулся и со словами «сие и монаси приемлют» вновь наполнил вином хрустальные бокалы. До конца обеда он беседовал со мной в шутливом тоне, рассказывал всякие забавные истории из монастырской жизни, избегая серьезных тем.

Потом владыка проводил меня до своей машины, на которой я должен был вернуться в Софию. Он взял с меня слово отобедать у него еще раз. Не забыл напомнить и об обещанной книге.

По правде говоря, митрополит Стефан меня озадачил. Не совсем понятно было его внимание ко мне. Глава болгарской православной церкви, председатель Святейшего Синода по традиции являлся постоянным членом совета министров царской Болгарии и пользовался всеми привилегиями министра. Все это сохранилось за митрополитом Стефаном и после смерти царя Бориса, при регентском совете. То есть его блаженство был не просто главой церкви, но и политиком, причем, несомненно, западной ориентации. Почему же он уделяет столько времени и вроде бы даже симпатизирует мне, советскому человеку? Дело тут, видимо, не только в книге, которую он от меня ждет.