Чекистские были

— Вересов может догадаться о нашей затее, — невпопад заметил я.

— Очень вероятно. Но мы не собираемся его выпускать. Чего же опасаться? — Он, внимательно посмотрев мне в глаза, спросил: — Ты не передумал?

— Да нет же, нет!..

— Прекрасно. Закажите себе ужин. А я пока узнаю у начальника транспортного отдела, когда со сливной станции отправляются пустые составы цистерн. — Сергей Александрович взялся за телефон и, получив нужную справку, сказал: — Тебе удобнее ехать на составе, уходящем в половине четвертого утра. Занимайтесь протоколом, а я съезжу домой и вернусь часам к трем.

Допрос Вересова, подробный и логичный, дал мне хорошую подготовку. И все же пришлось арестованного вызывать еще раз. Мне хотелось послушать, как бы Вересов сам отвечал сотнику на его вопросы. Отправив его обратно в камеру, Осипов не менее часа экзаменовал меня, задавая каверзные вопросы. Делал он это мастерски. Гоняя меня, не разрешал заглядывать в протокол допроса.

Когда без четверти три начальник вернулся из дому, он еще застал нас за разговорами и некоторое время внимательно прислушивался к моим ответам. Наконец, видимо, удовлетворившись ими, он в который раз напомнил, чтобы я не разрешал сотнику расспрашивать себя. Чувствовалось его беспокойство за исход дела. Он не мог этого скрыть, хотя и улыбался.

— Сыграю роль как надо, — обещал я. — Еще вдвадцатом году, работая в губкоме комсомола, принимал участие в театре рабочей молодежи. — Спокойствие и уверенность овладевали мною.

Обсудили мой костюм, в котором надлежало явиться в группу сотника. Из вещей арестованного я должен надеть куртку и сапоги. Сверху будет старый, изрядно поношенный плащ и потрепанная кепка. Осипов завернул крестик в клеенку, вложил в каблук, приклеив его к сапогу резиновым клеем, принесенным из гаража. Шифрованную записку вложили на старое место в потничек, пришив его под мышкой левого рукава куртки.

Наш видавший виды «газик» уже стоял у подъезда; Николай дремал, положив голову на баранку руля. Сергей Александрович сел рядом с шофером, а я с Костей на заднем сиденье, и мы отправились на сливную станцию. У ворот нас ждал начальник транспортного отдела. Под непрекращавшимся дождем, по плохо освещенной территории, почти сплошь загроможденной многочисленными составами цистерн, стоявших на параллельных путях, он повел нас куда-то в темноту. Земля остро пахла нефтью. Сокращая путь, мы подлезали под вагоны длинных составов, пока не добрались до готового к отходу поезда, в голове которого тяжело отдувался паром паровоз. Я влез на тормозную площадку хвостовой цистерны, выслушивал последние наставления зампреда; начальник транспортного отделения ходил к паровозу и уславливался с машинистом о торможении у станции Кобулети и сигналах для меня. Он уже шел от паровоза, когда Сергей Александрович сказал мне:

— Не скрывай от них, что у тебя оружие. В случае необходимости стреляй первым, помни наше правило! — Слова он сопроводил энергичным жестом.

— Их там много, — невольно вырвалось у меня.

— Все равно стреляй первым, мы будем поблизости.

«Как бы вы ни были близко, у них хватит времени разделаться со мной», — про себя подумал я.

Подошедший начальник транспортного отделения сказал, что замедление поезда машинист обозначит двумя короткими свистками. Я пожал протянутые руки. Паровоз дал отходной свисток, и состав тронулся с места, громыхая на многочисленных стрелках. Выведя состав из путаницы станционных разветвлений, машинист увеличил скорость. Вагонные тележки застучали на стыках рельсов, их стук гулко отзывался в пустых цистернах. Вскоре все слилось в сплошной гул. На открытой площадке хлестал дождь. Дул порывистый ветер. Укрыться было негде. Хвостовой вагон сильно качало из стороны в сторону, и я вцепился в железные поручни, обильно смазанные нефтью, пропитанной дорожной пылью. Чтобы устойчивей держаться на мотающейся площадке, я сел, спустив ноги на верхнюю ступень.

Не останавливаясь, состав проскочил Махинджаури, нырнул в темный туннель у Зеленого мыса, где меня обдало вонючим дымом из паровозной трубы. Гул усилился туннельным эхом, но зато на несколько минут стало теплей. Состав опять выехал на открытое место, шел вдоль морского берега. Дождь и ветер обрушивались на меня; косые струи дождя хлестали, будто тонкие ветки деревьев. Мы проехали Цихис-Дзири, где железнодорожный путь отходил от берега моря.

Начинался мутный рассвет ненастного дня. Вдали показались слабые станционные огни Кобулети и более отчетливо зеленый глазок входного семофора. Я услышал два коротких свистка: начиналось замедление; заскрежетали тормоза. Предстояло прыгать. Скорость все еще казалась большой, когда я опустился на последнюю ступеньку площадки. Послышались опять два коротких свистка — замедление оканчивалось. Надо прыгать.