– Ухо прострелил, сука, – пожаловался шепотом Ивашов, зажимая пострадавший орган. По его пальцам текла кровь.
– Ничего, Матвей, до свадьбы новое отрастет… – прокряхтел Ковтун. – Нечего было головой вертеть…
– Ага, на себя посмотри, – обиженно пробормотал Матвей. – Пулю задницей словил, обхохочешься… Убегал, что ли?
– Нет, просто противник с тыла зашел…
Всем было больно, теряли кровь, но смеялись, отчего становилось еще больнее, вздрагивали, хватаясь за животы. Подкатили две машины, из них стали выскакивать люди, их силуэты расплывались в ночном мареве…
Субмарину заблокировали в шхерах. Капитан подводного судна сделал попытку вырваться. Но сжали тиски пограничные катера, соскользнула с желоба в воду донная бомба. Глухо ухнуло, дрогнули толщи воды, и катер закачался на волне. Самоубийц в стальном корыте не было. Часть экипажа подводной лодки получила контузию. Капитан дал команду на всплытие. Судно медленно поднималось, забурлила вода, показалась обтекаемая рубка, затем стальной, поблескивающий в лунном свете борт. Стрелок на носу катера с любопытством разглядывал заморское чудо сквозь прицел крупнокалиберного пулемета…
Только в четыре утра майор Кольцов добрался до своего гостиничного номера. Сорок минут промурыжили в больнице. Пуля выдрала клок кожи, зацепила мышцу. Чуть в сторону – и было бы хуже. Пострадавшее место продезинфицировали, наложили мазь, туго забинтовали, заставили больного принять лекарство. Дежурный врач на всякий случай поинтересовался, не хочет ли больной до утра полежать в больнице. Больной не хотел. Подчиненный полковника Науменко довез до гостиницы, пожелав счастливого отгула. Шатаясь, как пьяный, Кольцов вошел в номер, рухнул на первый подвернувшийся стул, отдышался. Ничего себе поездочка в Крым… За окном уже серело, не за горами был новый безмятежный день на всесоюзном курорте. В дверь постучали. Он подавил нервный смех. Не всех еще убийц переловили? Хорошо, что дверь оставил открытой. В номер робко вошла Полина, исподлобья уставилась на своего отвергнутого любовника. Что-то, видимо, тронуло, облизнула губы. В четыре часа утра она вполне неплохо выглядела. Призывно заурчало в желудке. Соседка подошла, присела на корточки, осторожно положила руки ему на колени.
– Ты… ранен? – Она волновалась.
– Ну, так. – Он сделал неопределенный жест.
– Помиримся?
– Давай.
Она улыбнулась, стала аккуратно стаскивать с него пиджак, а потом рубашку. Ей удалось это сделать почти безболезненно. Только опустив руку, он вдруг стиснул зубы, стал покрываться бледностью.
– Я могу что-то сделать? Прости, не хочу спрашивать, что с тобой произошло… Пока не хочу…
– Спасибо, уже все сделали… залечили всего, теперь только время поможет…
– Тогда ложись в кровать. – Она подскочила, стала стаскивать с кровати покрывало.
– Один не хочу, – заявил Кольцов. – Ляжешь со мной? Просто полежим… как пионеры.
– Как пионеры? – Полина задумалась. – Знаем мы этих пионеров… Ну, хорошо, я подумаю, посмотрю на твое поведение. Ты ложись, а я решу.
– Знаешь, неуд за поведение мне сегодня точно не грозит… – Вздрагивая от смеха, он тяжело поднялся, доковылял до койки. Возможно, и не самый худший финал напряженной работы. Несколько дней он еще пробудет в Крыму. И Полина пробудет. А потом… Да хоть суп с котом!