Чекисты. Книга вторая

По аналогии вспомнился один из подобных судебных процессов над группой предателей, головорезов из эсэсовского карательного батальона. Судили четырех мерзавцев, на поиски которых чекисты затратили немало сил, времени и труда. Один из этой четверки после войны устроился кладовщиком на шахте в Донбассе; другой — завхозом на лесопункте в Архангельской области; третий работал по прежней, довоенной своей специальности — вагонным проводником на железной дороге; а четвертому — подумать только — удалось пробраться на оборонный завод. В дни процесса Буданов подолгу всматривался в их сумрачные лица, внимательно прислушивался к односложным, увертливым, обтекаемым ответам на вопросы членов военного трибунала. “Служили ли вы в войсках СС?” — “Да, нас заставили служить…” — “Принимали ли участие в карательных действиях против партизан, в репрессиях над советскими патриотами?” — “Да, наш батальон ходил в карательные экспедиции, приказывали стрелять — мы стреляли, но лично я не убил ни одного человека…”

Невинные овечки, чуть ли не агнцы божий! “Заставили”, “принудили”, “силой загнали…” Но когда начали выступать свидетели, когда один за другим заговорили немногие, кому чудом посчастливилось не попасть на виселицу, не угодить под пулю во время массовых расстрелов, не погибнуть в лагере смерти, — по огромному залу суда пронеслась волна леденящего душу гнета: да как же земля до сих пор могла носить этих извергов, с ног до головы покрытых пролитой ими кровью тысяч ни в чем не повинных советских людей?!

Были и там свидетели из бывших предателей — полицаев. Тоже давали показания. Но ни один из них — ни один! — не показал на процессе правду. Выкручивались, юлили, отделывались безликими “не видел”, “не знаю”, и — ни слова правды. Тогда-то впервые и подумал Буданов и произнес про себя стародавнюю русскую поговорку: “Ворон ворону глаз не выклюет”.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Деревня вытянулась вдоль длинной неширокой улицы двумя рядами приземистых домов с потемневшими от времени бревенчатыми стенами, с крышами, кое-где испятнанными буровато-зелеными проплешинами мха. “В одном из них и Антонов жил, — с неприязнью подумал подполковник. — Разреши ему, он и теперь вернулся бы. А вот новых домов не видно. Значит, берегли, сволочи, свое логово, на других деревнях отыгрывались…” И чтобы скорее покончить со всем этим, невеселым и неприятным, свернул к воротам ближайшего дома, из-за которых слышался равномерный, ритмичный визг пилы. Глянул поверх забора — возле сарая закутанная в платок женщина пилит дрова. Видно, работа эта ей не в новинку: движения рук равномерны и сильны, пила раз за разом все глубже вгрызается в сухое сосновое бревно.

— Хозяюшка! — окликнул Буданов. — Можно вас на минуточку?

Женщина оставила пилу в бревне, подошла к забору — еще молодая, раскрасневшаяся от работы, со строгим чернобровым лицом в обрамлении стянутого концами платка. Холодноватые серые глаза ее с не очень приветливым ожиданием смотрели на незнакомца:

— Что нужно?

Подполковника не смутила ее столь несвойственная здешним людям суровость.

— Не скажете ли, — спросил он, — где мне найти вашего бригадира Лиду Александрову?

Ответ прозвучал еще суше:

— Я и есть бригадир. Только ко мне ли вам надо?

“Неужели и она уже знает, зачем я пришел? — подумал чекист. — А если знает, так почему недовольна моим появлением?”

— Видите ли, — тоже с невольной сухостью объяснил он, — мне посоветовали поговорить именно с вами. Дело в том, что…

— Нет, — перебила Александрова, — со мной вам говорить не стоит.

И, в упор посмотрев в глаза подполковнику, добавила чуть мягче, чуть тише:

— Мой брат, Нестор Александров, служил в полиции… Вы, конечно, об этом должны знать.

— Знаю. — Буданов ничем не выдал свое удивление. — И тем не менее…

— Нет, — еще раз остановила его женщина. — Не следует вам со мной, с самой первой говорить. Людей наших этим обидите: все же знают о позоре нашей семьи. Идите лучше в тот дом, что под тесовой крышей, видите? К Михаилу Васильевичу Воробьеву. Вон, кажись, сам он на завалинке сидит.

И пошла к поленнице. Но Буданов остановил ее:

— Можно мне будет позднее зайти к вам? Расспросить о том, как в Петрово вскрывали могилу?

— В которой профессор Мальцев своего сына нашел? — обернулась Александрова. — Заходите. Только потом, когда с другими нашими поговорите. — И скрылась за сараем.

А Зосима Петрович медленно направился к указанному ею дому.

Шел к дому Воробьева, надеясь сразу же начать неотложный разговор, а подошел и остановился, не зная, здороваться или нет.

На завалинке, по-мальчишески побалтывая ногой, сидел и, покуривая, с ехидным любопытством смотрел на пришельца человек в зимней шапке, надвинутой на брови. Из-под шапки, начинаясь от самых глаз, словно медная проволока, торчали в разные стороны клочья рыжей бороды, под которой угадывался тонкогубый, насмешливый рот. На вид ему можно было дать и тридцать лет, и все шестьдесят.

“Не нарочно ли Александрова направила меня к нему? — подумал Буданов. — Из него, небось, слова доброго не вытянешь. Еж, чистый еж!”