Больше десяти лет не был Ветров в родных местах, не видел своей Яблоневки. Так уж сложилось. Пока жива была мать, ездил каждый год. Не мог не ездить, потому что считал это своим сыновним долгом. Получая отпуск, отправлялся в родное село, испытывая при этом ни с чем не сравнимое чувство, как будто возвращался в детство. А со смертью матери оборвалась последняя ниточка, связывавшая его с безвозвратно ушедшим прошлым. И Ветров ездить в село перестал. Но пришел все же день, когда откладывать больше стало невмоготу.
Волновался, когда подъезжал к родным местам. Поднялся рано, умылся, побрился и, собрав свою нехитрую поклажу, стоял у окна, пока поезд не замер у давно знакомого одноэтажного здания вокзала.
Вышел на перрон и сразу же с горечью и болью вспомнил, как здесь, на вокзале, последний раз в жизни увидел отца. Новобранцы — и Ветров среди них — уже сидели по вагонам. Отец неуклюже взял в свои большие шершавые ладони лицо сына и молча поцеловал в губы. Потом стоял на перроне и грустно смотрел вслед уходящему поезду. Больше Ветров отца не видел. Его расстреляли оккупанты в сорок третьем здесь, за городом, в Мгарском лесу.
Своей родиной Федор Дмитриевич Ветров считал, конечно, Яблоневку, но город для него тоже был родным. Когда после войны впервые увидел его в развалинах — заплакал. Прохожие останавливались и недоуменно смотрели на молодого офицера с боевыми наградами на груди.
А сейчас город стоял обновленный, похорошевший, умытый утренним солнцем. Непривычно было видеть многоэтажные дома, асфальт на улицах…
В Яблоневку Федор Дмитриевич добрался на междугородном автобусе — вполне современном, просторном, он не отрывал глаз от родных мест, проносившихся за окном автобуса.
Вот и Клеванишина гора с городком на вершине. У подножия — гребля, насыпь на болоте и два мостика. Раньше это были старые скрипящие мостики. Сейчас — из бетона, крепкие, капитальные.
Проехав греблю, автобус выскочил на пригорок — и вдали показалась Яблоневка. Милая, родная Яблоневка! Как забилось сердце! От нахлынувших воспоминаний комок подкатил к горлу, и Федор Дмитриевич отвернулся, чтобы пассажиры не заметили, как заблестели у него глаза.
Отсюда шоссе ровной прямой лентой бежало к селу и там терялось среди белых хат и зеленых садов.
Автобус остановился посреди села около клуба. На улице было немноголюдно и непривычно тихо. Встречные здоровались, но не узнавали. Боковыми глухими улочками Федор Дмитриевич вышел на окраину и стал подниматься по тропе в гору. Еще когда уезжал из Москвы, решил сразу по приезде пойти на могилу матери.
С горы Яблоневка была как на ладони. Федор Дмитриевич остановился на минуту передохнуть и невольно залюбовался селом. Вон поворот на Белач, там к самой окраине села подступает лес. На Белаче он жил с отцом и матерью, там их хата. Цела ли еще?
Переписка между Федором Дмитриевичем и Варварой, проживавшей в хате его родителей, как-то сама собой прервалась несколько лет назад. Последний раз он написал ей поздравительную открытку к Новому году, вторую — к майским праздникам, но она не ответила. Может быть, болела или другая была тому причина — этого он не знал да и не придал этому особого значения. Мало ли… Может быть, Варвара вышла замуж и поэтому перестала писать. Мало ли что бывает в жизни. Федор Дмитриевич собирался написать Варваре обстоятельное письмо, но так и не собрался и вот приехал сам.
Возвращаясь с кладбища, он спустился с горы и подошел огородами к бывшему своему двору. Постучал для порядка, хотя помнил еще, что раньше в селе соседи заходили друг к другу в хату без стука. Стучать было не принято.
Варвара хлопотала у печи и, увидев Федора Дмитриевича, так и застыла с ухватом в руках. На ее лице отразились не то радость, не то недоумение.
— Ну здравствуй, Варвара, — сказал бодро Федор Дмитриевич. — Что испугалась, не ждала гостей?
— Ой, откуда ты? — пришла в себя Варвара.
— Из Москвы, посмотреть приехал, как вы тут живете в Яблоневке.
— Проходя. Раздевайся. У меня тут не прибрано. С утра была на ферме, а только что прибежала, чтобы протопить печь и поросенка покормить, — затараторила Варвара.
Она быстро управилась, приготовила завтрак. Федор Дмитриевич умылся с дороги, и они позавтракали, поговорили. Потом Варвара заторопилась на ферму. Она по-прежнему жила в хате одна, и особых перемен в ее жизни не произошло да и не ожидалось в будущем.
Когда Варвара ушла, Федор Дмитриевич решил отдохнуть, но потом передумал. Не хотелось оставаться одному в хате, становилось не по себе, потому что мысли все время возвращались к прошлому. Казалось, стукнет дверь — и войдет мать…
Вечером, когда Варвара возвратилась с работы, заглянули на огонек соседи, появились бутылки и закуска на столе, и они просидели допоздна за разговорами.
На следующий день Федор Дмитриевич разыскал на чердаке старые бумаги — письма, фотокарточки, документы, — рассортировал их, связал в стопки и положил в чемодан. Пригодятся. Сейчас все пишут мемуары — почему бы и ему не попробовать?