Чекисты рассказывают. Книга 7-я

В культотделе, куда они вернулись, Суховольский, который почитал себя теоретиком не хуже Барона и с удовольствием занял бы место председателя, прямо сказал:

— Лучше бы ты действительно уехал.

— Я? Я никуда не уеду. Моя идея — мне ее и осуществлять. Я заставлю его выполнять нашу волю — волю секретариата в вопросе тактики борьбы за утверждение анархистского строя.

Суховольский спорить не стал. Но в тот же день у него состоялось свидание с Махно, а вечером Яков доверительно сообщил Гордееву, что у батьки принципиальных разногласий с набатовцами нет, территорию он скоро завоюет. Но он не позволит, чтобы выскочка Барон садился ему на голову.

Батька так и сказал: «Найдет Нестор Иванович нужным — он его быстро уберет. Пусть он это знает», — понизив голос, проговорил Яков. — Все-таки, я думаю, не стоит передавать такое Барону...

— Конечно, не стоит, — поддержал Илья.

Больше месяца махновские отряды совершали рейды из села в село. Сам Махно, не говоря уже о Бароне, не раз упрашивал и требовал, чтобы Илья выпустил хотя бы одну газету, хоть один номер «Пути к свободе» или «Голоса махновца». Илья попрекал Барона неправильным адресом в Харькове — без наборщика газету не сделаешь. А у Махно Гордеев отговаривался тем, что нет возможности работать при такой кочевой жизни: и машину можно запороть, и шрифт порастерять, тогда — дело швах.

После одного из таких разговоров Илья вернулся мрачнее тучи.

— Что делать, Матвей? Печатать эту чепуху? Тут материалов на десять номеров хватит. Не печатать — мне несдобровать. Очень уж зол батька. Попов грозится сам присмотреть за нашей работой... Может, сорваться нам отсюда...

— Как сорваться? Ты что! Мы должны выполнить задание.

Внимательно посмотрев на Бойченко, Гордеев чуть сощурил глаза:

— Получается, Матвей, что теперь не ты мой воспитанник, а я — твой. Ну и чудеса. Впрочем, в революции всякое бывает. Теперь я до конца понял, почему ты не привез Померанцева. У тебя, брат, все продумано. Когда ты успел так наловчиться?

Вскоре Попов наведался в редакцию. Гордеев показал ему перепутанные кассы со шрифтом.

— Видишь, Попов, что наборщики натворили перед тем, как драпануть, — сказал Илья. — Чтоб все в порядок привести — сколько нам времени нужно? А тут переезд за переездом.

— Да, постарались, гады... — только и сказал Попов, почесав затылок. — Тут глаза сломаешь.

А время шло...

В июне двадцатого года красные части освободили Киев от белополяков. Погнали их на запад. Но Врангель тем временем захватил Северную Таврию и продвинулся на север почти до самого Гуляй-Поля. Большая часть махновских отрядов оказалась непосредственно в тылах 13-й армии. Махновцы, оставшиеся во врангелевском тылу, распылились по селам, превратились в мирных селян. Зато севернее линии фронта батька не сидел сложа руки. Его отряды налетали на воинские эшелоны, захватывали оружие и снаряжение, грабили обозы, взрывали мосты, разбирали и растаскивали железнодорожные пути. Дня не проходило без налета, без стычки.

Тылы 13-й армии оказались в критическом положении.

И все-таки наступление Врангеля было приостановлено.

План Антанты на соединение белополяков и «черного барона» рухнул.

У Красной Армии появилась возможность бросить больше сил на борьбу с Махно.

Литературная запись В. Я. ГОЛАНД

Алексей АВДЕЕВ ПОЕДИНОК

Он лежал на спине, неловко подвернув руку. Перед рассветом тюремщики волоком втащили его в камеру, бросили на бетонный пол и ушли, а он мгновенно провалился в глубокий обморок. Слабый свет зимнего дня едва проходил через замерзшее, запорошенное инеем окно, звуки не проникали в камеру.

Примерно в полдень заскрежетали металлические запоры. Распахнулась тяжелая, обитая железом дверь. В камеру вошел пожилой надзиратель с кастрюлей в руках. Глянув на узника, он кхекнул и пнул его ногой.

— Эй ты, барин! Слышь, что ль? Старуха кашу принесла. Говорит, мать! Очнись, доходяга, жрать-то ведь хочешь! — И снова ударил ногой по ребрам.

Узник застонал, пошевелился, с трудом раскрыл затекшие глаза, непонимающе глянул на тюремщика.

— Не изволите, значит, подниматься? Ну и хрен с тобой!

Тюремщик поставил кастрюлю на пол рядом с арестантом и ушел, громко хлопнув дверью. Дважды щелкнул ключ в замке. Заскрежетал тяжелый засов. Узник вздрогнул, снова застонал, но так и не смог поднять головы.

Когда в промозглой камере снова наступила тишина, в углу зашуршала солома, из нее выбралась крыса, принюхалась и кинулась к кастрюле. За ней шмыгнуло еще несколько серых тварей. С жадным писком они набросились на кашу. В борьбе за еду перевернули кастрюлю. Завертелись серым клубком. И вскоре пустая кастрюля с грохотом покатилась по бетонному полу...

Огромная крыса отделилась от стаи и смело приблизилась к человеку. Забралась к нему на грудь, принялась обнюхивать его избитое, заросшее лицо... Жуткий крик разорвал тишину камеры. Серая стая испуганно исчезла в темном углу.